Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

Киле Петр

П о э т Но невозможное возможно, если, О, музы милые, я - Мусагет! 2-я м у з а Уныния уж нет в помине. Браво! П о э т А что же на балу произошло? Ужели волшебство? 1-я м у з а С живой картиной "Пигмалион

и Галатея"? П о э т Да! Прекрасная, как статуя, стояла Она, немая, словно неживая. Богов молил я, как Пигмалион, Колени преклонив пред красотою, Вдохнуть в сей мрамор душу всю мою, Забывшись вовсе, где я нахожусь. 2-я м у з а Все отошли от вас и лицезрели, Как в галерее чудную картину. 3-я м у з а Свершилось несомненно превращенье. Ведь красота - лишь форма и закон, Душа - энергия ее, как Эрос. Вот красота осмыслилась любовью. 1-я м у з а Прекрасным там предстал и Мусагет. 2-я м у з а Но тут две старшие сестры вошли В картину. Молоды, красивы, но Не рядом с младшей, бесподобной днесь. 3-я м у з а И тут поднялся смех; мать обозлилась И увезла всех дочерей своих. П о э т Виня во всем меня и вас, о, музы. Я постигал любовь и красоту. И вдруг померкло все вокруг, и шепот Разнесся, глупый и зловещий... Я Не мог понять, что ж это приключилось? О, музы милые, иль волшебство? Но чудо налицо: она мне пишет, Что любит, выйдет замуж за меня И без приданого. Как мило, правда?

Стук в дверь. Музы исчезают.

Н и к и т а ( заглядывая в дверь). Забыл сказать, сосед ваш, как бишь его, сбирался заглянуть. Кажись, он едет.

П у ш к и н ( сердито). Его мне не хватало. Коня сейчас же к заднему крыльцу. ( Выбегает вон.)

В предзакатных лучах, просиявших ярко, за окном вьются снежинки и проступают музы.

Х о р м у з Поэт в деревне заперт и доволен, Как скачет по степи на воле. Уж выпал снег. В работе пребывает он. А как роман? Он ныне завершен. Татьяну в высшем петербургском свете Онегин снова встретил И не узнал, - мила, проста, В ней просияла

красота, Живого совершенства мета, Иль светлый идеал поэта. Отвергнув некогда ее любовь, С остывшею душою, вновь Онегин к жизни возвращен; В Татьяну ныне он влюблен. Он любит тяжко, как на гору Сизифов камень катит, взору Его повсюду предстает она, Прелестная жена. Проведши зиму, как монах в молитвах, Иль бедный рыцарь в битвах, Посланье он Татьяне шлет, Ее письма обратный перевод. Ответа нет. Он к ней за приговором. Его встречают милым, нежным взором И речью дивной, как представить: "Я вас люблю(к чему лукавить), Но я другому отдана И буду ввек ему верна." Герой, как громом пораженный, Горящий весь и восхищенный, Остален на беду свою, У бездны на краю.

Дверь открывается, входит Никита с охапкой дров; он затапливает печь и выходит. Ранние зимние сумерки. Вбегает поэт, прислушиваясь к чему-то. В отблесках огня по комнате проступают музы, звучит "Реквием" Моцарта.

П у ш к и н Кто там? Сальери собственной персоной? А Моцарт где? 1-я м у з а Его играешь ты. П у ш к и н Чтоб выпить яд? О, нет! Его ж я знаю. Посланник нидерландский и барон Геккерн. Старик веселый, вездесущий. Рядился ряженым однажды с нами. Забавный он однако забияка. И он Сальери злобный? Что ж, пускай. Х о р м у з Сальери, преуспев в карьере, Не то, что Моцарт, простодушный гений, Дружил с ним в странной вере, Что гений тож, не без сомнений; Но, хуже, тягостна и зла, Как нечисть, душу зависть жгла. В часы обычного досуга Обедать пригласил он друга И яду примешал в вино, Решив, что все равно, Нет правды на земле и выше. Но "Реквием" звучит, и слышишь, Как в вещих снах, Гимн Правде в небесах. П у ш к и н О, Моцарт! Нищим ты покинул мир, Чумой охваченный несносный пир, С душою детски-женской, Беспечный друг гармонии вселенской.

Музы с горестными вскриками исчезают.

АКТ IV