Утро — еще не день
Шрифт:
Дама не возражает. Она потеряла всякий интерес к разговору. Франк также. Поэтому приглашаем официантку, чтоб расплатиться. Как всегда, плачу я. Обыкновенная игра в джентльменство — не больше. Мод всегда возвращает мне деньги… «Накладные расходы за мой счет», — говорит она. По этому поводу я не возражаю. У меня нет никакого желания финансировать чужие операции. Не такой я богатый. Если будет возможность продолжать путешествие, деньги мне тоже будут необходимы.
Да, если будет возможность. Если…
—
— Хорошо, возьмите, — говорю я, отдавая ей паспорт. — Но имейте в виду, что я остался без документов.
Быстрый взгляд больших карих глаз и почти лирический вопрос:
— Скажите, Альбер: неужели нам нельзя работать, доверяя друг другу немного больше?
— Дорогая моя, доверие достигается не словами, а делами. Вы мне никогда ничего не говорите. Я и сейчас не знаю, куда это мы полетели, какой пожар будем тушить.
Мы и правда летим. Летим в зеленом «мерседесе» автострадой.
По дороге из ресторана в гостиницу Мод дважды забегала в телефонные кабины и разговаривала с неизвестными лицами, а потом, после обычного послеобеденного отдыха, пришла ко мне сказать, что я могу убрать свою пижаму в чемодан: счет оплачен и мы отправляемся.
— О каком пожаре вы говорите, Альбер? — бросает дама, вперив глаза в ленту шоссе, что стелется перед нами. — Кажется, разговор с Франком плохо подействовал на вас. Терпеть не могу таких спокойных истериков, которые только и думают о возможных катастрофах и агониях.
— А я не люблю собеседников, которые никогда не отвечают на вопросы. Вы слышите? Я спросил: куда мы летим?
— К цели, Альбер. Прямо к цели. Иногда сроки и методы меняются, а цель остается.
— Скажите мне хотя бы название населенного пункта. Конечно, если мы едем в населенный пункт.
— Он не очень населенный, находится совсем близко и называется Идар, если это вам о чем-то говорит.
Название «Идар» мне ни о чем не говорит, но вопрос расстояния очень важен.
Съезжаем с автострады на асфальтовую дорогу в лес. Мод молчит, занятая машиной. Потом бросает, будто между прочим:
— Когда-то в воскресной школе нам читали Евангелие, где сказано: если у тебя две рубашки, отдай одну своему ближнему. Это, конечно, глупость…
— Почему же глупость, если так написано в Евангелии?
— Эту историю про две рубашки мы слышали уже две тысячи лет, но я еще не слыхала, чтоб кто-то подарил кому-то свою вторую рубашку. Людям надо говорить лишь то, что они могут воспринять. Например: не зарься на большее количество рубашек, чем тебе потребно.
— Вам лично сколько их необходимо?
— Как раз столько, сколько имею. Маленький автомобиль — не такой, как этот, в котором мы сейчас едем, и уютная квартира — вот и все мои потребности.
— Но женщина с вашим интеллектом, не говоря уже про внешность, могла бы достигнуть значительно большего.
— Именно жажда «большего» и приводит ко всяким катастрофам. Одни катастрофы есть результат любовных неудач, другие, так
Уже темнеет, фары автомобиля выхватывают придорожную табличку: «Идар — Оберштайн — 35 км». А отсюда до Висбадена приблизительно еще столько же. Да и эта дорога с крутыми поворотами — это вам не прямая автострада. Не говоря уже о том, что я без автомашины. В данный момент все это занимает меня «значительно больше, чем вопрос брака или жадности.
У дамы, наверное, тоже свои проблемы, которые надо обдумать, поэтому в «мерседесе» царит молчание.
Вокруг уже давно наступила темнота, когда перед нами блеснула табличка: «Идар — Оберштайн. Индустриальный район». Приехали, говорю сам себе, но, оказывается, я ошибся. От индустриального района до города еще ехать и ехать. «Мерседес» сворачивает с шоссе направо, на крутую узкую дорогу. Не знаю, сколько и куда мы поднимаемся, но, наверное, теперь двигаемся в противоположном направлении, ибо после очередного поворота вижу город уже где-то далеко внизу под нами. Еще одни поворот, машина проезжает под какими-то кустами и останавливается перед небольшим строением, спрятанным среди деревьев.
Строение имеет вид нежилой, по крайней мере пока Мод не нажимает на кнопку звонка. Слышен легкий шум, скрип задвижки, и на пороге домика появляется… Сеймур.
— Заходите.
Закрыв за нами, хозяин щелкает выключателями. Тесный, неприветливый коридор освещает голая лампочка. Сеймур ведет нас в какую-то комнату, немного пристойней на вид. Кушетка и кресла обиты серым, уже немного вытертым бархатом. На окнах такие же бархатные занавески. В помещении стоит крепкий табачный дух. Старомодная люстра освещает комнату.
Эта дама, кажется, понимает все без слов. Достаточно одного взгляда Сеймура, и она уже достает из шкафа виски, бутылку воды и стаканы. Сделав это, оставляет комнату.
— Сколько? — спрашивает хозяин, готовясь налить мне.
— Сколько необходимо для разговора.
— Для разговора достаточно и двух граммов, а может, не хватит и двух бутылок. Все зависит от вас, Майкл.
— Если от меня, то два грамма.
Он наливает по четверти стакана нам обоим: потом добавляет себе содовой, выпивает и закуривает сигарету. Я машинально делаю то же самое. Курю и жду.
Сеймур стоит у стены, оклеенной полинявшими серебристыми обоями, держа в одной руке стакан, а в другой — сигарету. Высокая фигура в безупречном сером костюме бросает темную тень на обои. При свете лампы лицо его кажется зеленоватым и уставшим. Американец по старой привычке прикусывает сигарету и щурится от дыма.
— Вам не везет, Майкл, — говорит он наконец.
— Я это понял еще тогда, когда встретил вас.
— Ничего вы не поняли. Встреча со мной была для вас последним счастливым шансом. Ибо, если бы вы встретили не меня, а Эванса, Уорнера, Бентона или кого-то другого из их шайки, ваша судьба сложилась бы совсем иначе.