Утро — еще не день
Шрифт:
— Его вывозят в магазины и там продают вместе с галстуками, вышедшими из моды.
— Может, его и не вывозят в магазины, но приблизительно так оно и бывает. Наверное, вы слышали про «Интерармко»?
— Кто не слышал.
— «Интерармко» покупает у нашей армии устаревшее оружие, а потом разными каналами пересылает его своим клиентам. Но, как вам сказал вчера Эрих, вопрос транспортировки часто создает серьезные затруднения. Именно поэтому наш здешний штаб, вместо того чтобы возвращать устаревшее оружие назад, в Штаты, складывает его на месте в ангары, которые формально принадлежат
— Вы хотите сказать, что его уже выгнали?
— Еще нет. Но это произойдет. Ибо Томас, как вы догадываетесь, иногда заключал соглашения на поставку оружия по собственной инициативе, а деньги клал себе в карман. Дирекция — за океаном, оружия — много, ревизию делают в кои веки и очень поверхностно, так почему же человеку не поработать на себя. Субъект, который помогает ему в этой частной торговле оружием, также ваш знакомый — Эрих. — Сеймур поднимается и широкими шагами меряет террасу. Ему тяжело высидеть на месте больше пяти минут. — В последнее время, однако, произошли изменения. Томасу пришлось отказаться от сольной партии и довольствоваться партией второй скрипки в дуэте, навязанном ему сверху. Не знаю, то ли что-то пронюхали в дирекции о его частных сделках или просто решили устроить на тепленькое место еще одного паразита, но в концерт включили и первую скрипку. Теперь шеф секции Райен, а Томас — его подчиненный.
Американец перестает ходить и опирается на перила.
— Я уже говорил вам это, Майкл: моя цель — Райен. Ведет он себя так, будто так и хочет сказать: «Я закончил Гарвард! А знаете ли вы, кто мой отец?» Этот человек мне и нужен, Майкл.
— Понимаю. Только не могу понять — зачем?
— В данном случае мои личные причины ничего не значат. Главное, что Райен должен быть разоблачен. Непосредственно выйти на него не удалось, поэтому вы сделаете это через Томаса. Но о деталях потом. В конце концов, вы будете действовать не голыми руками. Рассчитывайте на помощь трех дам.
Он смотрит на меня: хорошо ли я его понял? Потом снова подходит к столику, берет ведерко для льда, убеждается, что там уже только вода, и наконец, успокоившись, отпивает из своего стакана.
— Жарища.
— Хороший день, — отвечаю я, глядя на раскаленное белесое небо. Потом добавляю: — И все-таки странно, что такой женоненавистник, как вы, всегда работает с женщинами.
— Я не женоненавистник. Женщины находчивей в игре. Они деликатно берут вас на мушку и очаровательно улыбаются, подталкивая к пропасти.
— Возможно, у вас есть основания.
— Не говоря о том, что они старательней и педантичней в мелочах…
Словно в подтверждение этих слов из холла выглядывает Мод и спрашивает:
— Вы еще не проголодались?
— Тут нечего есть, — бурчит Сеймур.
— Уже все приготовлено.
— Вот видите, Майкл? — подхватывает американец. — Мужчина никогда бы не додумался до этого. Женщина, если она собирается дать вам отраву, сделает это, угощая вас роскошным обедом. А мужчина в лучшем случае поднесет вам отраву вместе со стаканом воды, да
— При чем тут отрава? — спрашивает сбитая с толку Мод. — Ассорти совсем свежее, салат — также.
— Мы высказываемся аллегорически, дорогая, — успокаивает ее Сеймур. — Говорим как раз о преимуществах вашего пола.
5
Современный Кельн, конечно, сильно отличается от давнего, но и ныне центром городской жизни является кафедральный собор, особенно когда речь идет о жизни полчищ туристов.
По соседству есть и музеи, гостиницы, кафе, рестораны, ночные заведения — все это задумано и сооружено так, чтоб сделать кратковременное пребывание тут приятным и содержательным.
Наше пребывание, к сожалению, кажется, не будет кратковременным. Вот уже десять дней моя деятельность сводится к тому, что я ничего не делаю. По собственному опыту я знаю, что неизвестность тягостна, но никогда не представлял, как увеличивается эта тягость, когда к ней прибавляется еще и безделье.
— У вас подавленный вид, — сочувственно замечает Мод однажды, когда мы прогуливаемся по пешеходной зоне.
— Я не привык болтаться без дела.
— Эти люди вокруг вас точно так же болтаются без дела и довольны этим.
— Они на каникулах.
— Считайте, что и вы на каникулах.
— Не поможет. Я не выношу каникул.
Мысль, которая подбадривает меня, вертится вокруг цифры 29 — последнего срока, когда я могу поднять якорь и отчалить в Висбаден, где меня ждет спасительная автомашина. В самом деле успокаивающая мысль, но немного приправленная горечью: возвращаться к своим с пустыми руками, словно блудный сын, — не такое уж большое счастье. Другое дело — возвратиться с какими-то данными о проекте «Спирит» и с внутренним удовлетворением от того, что Томаса настигла заслуженная кара.
По примеру туристов мы с Мод толчемся преимущественно в заведениях и магазинах вблизи кафедрального собора, заполненных толпами покупателей и ротозеев.
Мы принадлежим к категории ротозеев. Я — по принуждению, а Мод — по природной женской склонности ко всему, что может украсить или упростить быт. У витрины с ювелирными изделиями я пускаю пробный шар.
— Что бы вы сказали, если бы я предложил вам выбрать что-то себе за мой счет?
— Не вижу оснований, чтобы вы это делали. После того как я пустила вас в свою спальню…
— Вы не любите бриллиантов?
— Я не люблю подкупа.
— При чем тут подкуп?
— Никогда ничего не делают даром, Альбер. Разве что-то совсем ничего не стоящее. А бриллианты имеют цену.
— Наверное, вы и в самом деле не очень любите их. Хотя носите перстень с бриллиантом.
— Я бы не стала тратить деньги на бриллиантовый перстень, — замечает Мод, медленно двигаясь дальше вдоль витрин. — Это подарок бывшего мужа.
— У вас был щедрый муж, — бормочу я, стараясь избежать столкновения с мальчиком, который мчится на роликах прямо на меня. В последнее мгновение мальчик резко сворачивает, довольный, что напугал меня, и направляется к следующей жертве.