Утро года
Шрифт:
Увесистой палкой Петр пробил лед в котце, очистил его и от неожиданности вскрикнул:
— Что такое?.. Лебяжье загорелось… Вот тебе на!..
От недостатка кислорода, тесня друг друга и медленно шевеля жабрами, рыбы лезли наверх. Тут были крупные щуки, окуни, подлещики… Петр хорошо понимал, что рыбу надо во что бы то ни стало спасти, не дать ей погибнуть. Но как это сделать? Ведь одному такое дело не под силу. Да и новые лунки вскрывать нечем. Подумав, Петр решил бежать на откормочную животноводческую базу совхоза, находившуюся километрах в двух от озера, и позвать на помощь людей. Он быстро зашагал по направлению
— Стой, дело серьезное есть!..
На передней подводе сидел коренастый старик в шубняке и заячьем малахае. Он остановил лошадь и, нахмурив брови, спросил:
— Какое такое дело?
— Лебяжье озеро загорелось! — ответил Петр. — Рыбу надо спасать.
— Вон тут что! — удивился старик. — Диковина какая, а! Давно такого не случалось на Лебяжьем… Это действительно серьезное дело… Ванюшка! — крикнул старик подростку, сидевшему на задней подводе. — А ну-ка давай езжай живым манером обратно на базу. Скажи там дяде Сергею, чтобы собрал народ и ехал на Лебяжье. Да пусть захватят с собой ломы, пешни, лопаты. Понял?
— Понял! — шмыгнув покрасневшим носом, ответил Ванюшка. Он повернул обратно гнедого пузатого меринка с коротким хвостом, натянул вожжи и, как взрослый, прикрикнул:
— Э-э, Красавчик, торопись, дело серьезное!..
Петр сел к старику в сани, и они поехали на озеро.
— Мы с Ванюшкой за сеном было собрались, а тут на-ка вот тебе — «пожар тушить» приходится, — шутил старик.
Когда подъехали к проруби, старик развел руками:
— Эх, мать честная!.. Щуки-то, щуки-то какие большущие, ровно осетры… Сами в руки так и просятся. Придется на артельную ушицу «наудить» щучек да окуньков, а то поздно будет, когда лед вскроем, уйдет вся рыбка, скроется…
А Петра беспокоила мысль о том, приедут ли люди с базы и удастся ли спасти рыбу. Но вот наконец вдали показались две подводы. Петр, припрыгнув по-ребячьи, крикнул:
— Едут, едут!..
Прискакал дядя Сергей, а с ним еще человек пять. Подходя к старику, Сергей спросил:
— Откуда будем начинать, Спиридон Ильич?
— Рубить майны придется в разных местах, — ответил Спиридон Ильич и, молодецки хлопнув рукавицами, взял пешню.
Дело шло ходко. Тут и там, по всему озеру, голубели проруби, будто чаши, до краев наполненные студеной водой. Спиридон Ильич подбадривал людей шутками да прибаутками:
— А ну, молодчики, руби ледок как сахарок: откроем все «форточки», чтобы рыбка дышать вольготнее могла…
К вечеру рыбы не было видно ни в одной проруби. Спиридон Ильич, взглянув на Петра, подмигнул:
— Рыбка, сынок, тю-тю. Вильнула хвостом — и поминай как звали. А ежели бы не твоя забота — каюк! Ни одной бы рыбки в живых не осталось, вся бы камнем на дно легла… Завтра мы привезем снопы прямой соломы и расставим их по майнам. Через соломинки пойдет воздух в воду, и нашим щучкам и окунькам дышать станет вольготно… Ну, по домам пора, — спохватился старик. — Вы поезжайте на базу, — сказал он дяде Сергею, — а я парня до Ветлянки подвезу.
…Выбрались на большую дорогу. Спиридон Ильич, попыхивая самокруткой, спросил
— Совсем решил остаться в колхозе или так себе, временно?
— Совсем, — ответил Петр.
— Это хорошо. В колхозе нужны умелые руки… Не женился?
— Пока нет, но скоро женюсь.
— Невест в колхозе много… Которая же тебе приглянулась? — полюбопытствовал Спиридон Ильич.
— Орехова Маринка, — немного смутившись, ответил Петр.
— О, брат! — воскликнул Спиридон Ильич. — Знатную девку ты избрал. Работница золотая… Кандидатом в депутаты Верховной власти ее выдвинули, вот какая эта Маринка!.. Счастливый ты, парень. А теперь, сынок, скажи-ка мне, откуда тебя привела лиса на Лебяжье озеро?
— От Бирючьего оврага.
— Неужели от Бирючьего? — удивился Спиридон Ильич. — Да ведь это, ежели даже напрямик считать, и то километров пятнадцать будет! Ну и напористый же ты. Характер у тебя, видать, отцовский. И бьешь метко. Поглядел я давеча на твою лису — заряд угодил куда следует. Молодой, да ранний — настоящий охотник!..
А невдалеке, по косогору, в синеватых морозных сумерках зажигались яркие электрические огоньки. Это была Ветлянка.
1968 г.
В половодье
Я и мой приятель Сергеич рыбачили на поплавочные удочки в пойме правого берега Волги. Было это в начале мая, в самое половодье. Погода стояла теплая, солнечная. По ерикам из Волги вода заходила в луга, затопляла низины, до краев наполняла чаши озер. А вместе с полой водой шла косяками на нерест рыба: лещ, язь, сазан, окунь, плотва. В это время на мелких заливных местах с травянистым дном особенно хорошо берет плотва, язь, а иногда линь. Мы с приятелем сидели на берегу озера Зелененького, забрасывали удочки между затопленных по пояс таловых кустов. Места выбрали на редкость хорошие, но клев был неважный. Мы уже устали смотреть на неподвижно торчавшие кукишами поплавки и никак не могли понять, почему же клев совершенно прекратился. В моем садке плескались всего лишь три небольшие плотвицы и подъязик, не больше было и у Сергеича. Приятель сладко зевнул, прищурясь взглянул на солнце и сказал:
— Возможно, к вечеру будет хороший клев.
Сидим, любуемся природой. Деревья еще голые, но уже пробуждались к жизни, бродили соками. Набухшие почки начинали лопаться, воздух напоен тонкими запахами разнолесья. На солнечных припеках зеленела низкая изумрудная трава, желтели звездочки гусиного лука. Слышался птичий гомон, пробовали свои голоса дрозды, пеночки-теньковки. Высоко над тихими разливами планировал коршун, а над самой водой с криком проносились кулики. Я говорю приятелю:
— Пойду поищу новое место.
— Сходи поищи, — равнодушно отозвался Сергеич.
Недалеко от наших мест было второе озеро — Песчаное. Оно так же, как и Зелененькое, вышло из берегов. Пошел я без удочек. Шел по гриве, заросшей вербовником и вязами. Пройдя метров сорок по диагонали, я вдруг остановился: в метре от меня с шумом вылетела кряковая утка. Она летела низко и села неподалеку, в разливе Песчаного озера. Я подошел к высокому, с множеством отростков, вербовому кусту и увидел гнездо кряквы. Оно было на самой земле, тонко устланное сухими листьями. В гнезде лежало семь зеленоватых яиц.