Утро Судного Дня

Мазин Александр Владимирович

Грива вышел вторым. И успел шепнуть пленнику:

— Не трясись. Я не дам тебя убить.

— Ты знаешь, где живут его сородичи? — спросил Артём Гневного Буйвола, когда они оказались снаружи.

— Где-то там, — здоровяк махнул рукой в сторону синеющей вдали горной гряды.

— Я хочу пойти туда, — сказал Грива. — Ты знаешь дорогу?

— Зачем тебе? — насторожился Буйвол. — Разве тебе у нас плохо?

— Мне хорошо! — с энтузиазмом ответил Артём. — Хорошая еда, хорошая женщина…

— Я дам тебе еще одну! Двух! — воскликнул Буйвол. — Не ходи туда! Тебе там не понравится! Тебе будет плохо! Тебе и твоим друзьям!

— Понравится! — возразил Грива. — Я знаю. Сегодня у ручья мне было очень хорошо.

— Так ты идешь их убивать! — Буйвол распахнул пасть и захохотал. — Мне тоже нравится убивать, Ар Т’ом! Я иду с тобой! Только сначала надо убить твоего пленника.

— Его нельзя убивать, — возразил Грива.

— Это еще почему? — нахмурился Буйвол.

— Он покажет нам дорогу.

Лоб черного великана разгладился.

— А ведь верно! — воскликнул он. — Ты мудр, Ар Т’ом. Если тебя не убьют, ты состаришься и будешь великим старейшиной. Когда мы выступаем? Сейчас?

— Завтра, — сказал Артём. Ему еще следовало сообщить «радостную весть» Путе и Архо. Вряд ли их порадует грядущий военный поход, но Гриве действительно надо поглядеть на этого людоедского шамана с третьим глазом. Маловероятно, что он — тот, кого ищет Грива. Но — вдруг?

Глава двадцать третья

Военный поход

Артём Грива

Гневный Буйвол взял с собой восемнадцать бойцов. Теперь у меня была своя маленькая армия. Численностью аж в два отделения.

Девятнадцать черных головорезов, Архо, Пута и я. И Стручок. Последнего я поручил Буйволу. Теперь можно было не опасаться, что пленник улизнет. И еще он будет достаточно напуган, чтобы не шалить.

Путешествовали без происшествий. Люди нас не тревожили, а дикие звери такому большому отряду были не опасны. Разве что г’ши. Или туповатый носорог, который мог сдуру атаковать толпу двуногих. Но у этих представителей фауны были свои дела. Словом, все обстояло благополучно. Тем не менее меня мучили дурные предчувствия. Такое бывает. Вроде и солнышко светит, будь оно неладно, и птички поют, как положено, а ощущение такое, что где-то поблизости сгущается что-то нехорошее.

Вняв предчувствиям, я первым делом попытался отправить домой Архо и Путу. Не получилось. Пута, возможно, и согласился бы, но Архо отказался наотрез. Пута, естественно, тоже остался. Единственное, что удалось, — взять с них торжественную клятву: в случае критическом не геройствовать, а делать ноги.

Через девять дней наш отряд достиг предгорий. Пленник заметно приободрился, а вот на моих черных союзников смена ландшафта произвела обратное впечатление. Парни Гневного Буйвола нервничали, озирались настороженно.

— Чужая земля, — сказал мне их предводитель. — Чужие духи. Ты сумеешь с ними договориться, Ар Т’ом?

— Сумею, — как можно увереннее ответил я. Страх — штука заразная.

Особенно если это страх двухметрового крутого мужика.

Пута и Архо держались лучше. Я знал, почему. Единство. Их «духи-покровители» были с ними. И у них не было суеверного страха перед потусторонним. Они шли за мной и были уверены, что их предводителя ведет некая высшая сила. Эта их уверенность была настолько велика, что я и сам иногда забывал, что не забота о Равновесии, а поиск сородичей трехглазого подвигнул меня на этот рейд. Что я — офицер разведки, выполняющий задание на чужой территории… Мне всё труднее было удерживать себя внутри этой директивы. Наверное, потому, что территория — это нечто ограниченное, подразумевающее, что где-то на доступной дистанции существует граница, за которой — своя, родная земля. А здесь — не территория. Здесь — мир. Чужой мир… Который, я это чувствовал, готов признать меня своим. Хочет признать меня своим. И сколько в этом «желании» моей собственной способности к адаптации, а сколько — от самого мира… Этого я не знал.

И сейчас, здесь, карабкаясь вверх по склону по звериной тропе, я вдруг понял, что с самого начала чувствовал: этот мир — не чужой. Непонятный, странный… но не чужой. И еще я понял, что странность эта — вполне материальная штука. Некий фактор, с которым я уже сталкивался до того, как появился здесь, в прошлом. Ощущение дежавю нахлынуло на меня с необычайной силой… А в следующее мгновение я толкнул в спину Буйвола, который шел впереди, и прошипел:

— Стоять…

И сам замер на месте.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Ощущение опасности было так конкретно, что передалось Архо и Путе, которые, растолкав черных бойцов, подбежали ко мне и застыли с копьями на изготовку.

Тонкий пронзительный визг пронзил воздух. Я едва не подпрыгнул от неожиданности. Рефлекторно вскинул арбалет, выискивая цель… Цели не было. Визжал Стручок. Он сделал попытку удрать, но Буйвол вовремя сцапал его за шевелюру, и теперь наш проводник вопил и сучил ногами, пытаясь освободиться. Буйвол треснул его по макушке. Стручок обмяк. Но его вопль наверняка нас выдал. Впрочем, это не имело значения. Мы были обнаружены намного раньше. Может, сегодня утром, может, — еще вчера… И теперь впереди, шагах в двухстах отсюда нас ждала засада. Наблюдатель, скрытно сопровождавший нас все это время, уже растворился в джунглях.

Но засада осталась. Не берусь объяснить, как, но я знал это совершенно точно. И что теперь делать? Попробовать зайти с флангов? Не получится. Любое наше перемещение будет моментально обнаружено.

— Архо, — сказал я. — Брат, ты помнишь обратную дорогу?

— Мы уходим? — спросил он.

— Вы. Ты и Пута.

— Нет!

— Единство, — сказал я. — Настало время, брат. Вы нужны дома.

Тень пробежала по его лицу.

— Ты видишь, Ар Т’ом? — спросил он дрогнувшим голосом. — Я — нет.

— Я знаю, — твердо произнес я. — Уходите!

Архо коснулся моего запястья. Особое касание.

Через тактильный контакт он пытался понять, насколько велика опасность. Для меня. Наивный. Меня учили лгать под гипнозом и под наркотиками, лгать физиологическим детекторам и следователям-эмпатам.

— Мы уходим, — согласился он после небольшой паузы.

— Домой! — уточнил я.

— Домой, — согласился Архо.

Пута, ставший в последнее время поразительно немногословным, просто кивнул.

И оба моих друга ушли. И я остался один. Буйвол со своими — не в счет. Такие же людоеды, как и здешние. Только полагающие, что я для них полезнее в качестве союзника, чем в качестве шашлыка.

Выждав еще несколько минут, чтобы дать моим друзьям отойти подальше, я знаком подозвал Буйвола и сказал ему:

— Впереди — враг. Мы идем вперед?

— Вперед! — не раздумывая, ответил черный гигант.

Иного я и не ожидал от тех, кто таскает львов за хвосты.

И мы пошли туда, где нас ждала Смерть. Наверное, мои предки-самураи гордились бы таким потомком, а вот мой командир и наставник Хокусай — вряд ли. Но я знал, что поступаю правильно. Внутренний голос нашептывал мне: моя собственная смерть еще достаточно далеко. И я ему почему-то верил. Зря или нет? Очень скоро я об этом узнаю…

Помощником Гневного Буйвола был некий Охей. Буйволу он приходился братом. Собственно, все его так и звали — младший брат Буйвола. А имя Охей — это так, вроде «Эй, ты!».

Этого Охея Буйвол и послал вперед. В разведку. После того как на вопрос: «Куда ушли белые охотники?», я ответил лаконично: «Так надо». И добавил: «Впереди — враг».

Охей не вернулся.

Мое черное воинство забеспокоилось, и Буйвол, проявляя храбрость, решил проверить тропу сам.

Я воспротивился. Пойдем все вместе, заявил я.

Мы с Буйволом шли впереди. За нами двое черных парней волокли обмякшего Стручка. За ними, цепочкой, остальные. Пару раз Буйвол указывал мне некие следы и приметы. Каждый раз я с важностью кивал, хотя опознал лишь веточку, которой кто-то старательно замел следы на песчаной проплешине.

Я знал, что засада — совсем рядом. Когда же ощущение чужого присутствия стало почти осязаемым, я знаком велел Буйволу остановиться и двинулся дальше сам. Я знал, что подставляюсь, но все равно нападение едва не застало меня врасплох. Если бы у меня над головой не прошуршала распрямившаяся ветка…

Я прыгнул вправо, и потому мой оппонент не упал мне на голову, а приземлился в двух шагах.

Я немедленно хрястнул его кулаком и отправил в еще один короткий полет. Услышал пронзительный вопль и увидел, что на меня пикирует еще один первобытный «десантник». От этого я тоже успел увернуться. А вот третий непременно проделал бы во мне дыру, если бы я не подстрелил его влёт. Удар арбалетного болта несколько изменил его траекторию — и копье его оказалось не внутри моей грудной клетки, а у меня в руках. Арбалет пришлось отбросить. В данной ситуации он был малоэффективен.

Из чащи выступили основные силы противника. Человек тридцать. Невысокие, коренастые, морды раскрашены красным и белым. Вооружение «стандартное палеолитическое»: копья, топорики… Атаковать они не спешили, и я уж было вознамерился начать переговоры…

Но Гневный Буйвол решил иначе. В полном соответствии со своим именем. Он и его черные парни подняли щиты, ощетинили копья и с яростными воплями ринулись на врага. Не уберись я с линии атаки, они бы и меня стоптали.

Разрисованные повели себя странно: не бросились навстречу, не пустились наутек, а вполне организованно подались назад шагов на двадцать…

— Ловушка! — заорал я.

Поздно. Под самыми проворными «буйволятами» уже разверзлась земля, и парни исчезли в ловчей яме. А на менее проворных сверху упала сеть.

У меня, однако, не было возможности восхититься тактическими приемами противника, потому что из кустов выбрался один из «прыгунов» и немедленно набросился на меня. Я отправил его обратно в кусты, но тут подоспело с полдюжины его сородичей — и мне стало жарко. К счастью, они возжелали взять меня живьем, поэтому я выстоял и даже несколько проредил их ряды… Но увлекся и забыл о возможности атаки с воздуха, поэтому сеть накрыла меня, как силок куропатку.

Со мной в сети оказались и двое аборигенов. Одного я приколол, но второй изловчился и схватил меня за лодыжку. На помощь ему пришел здоровенный детина с еще более здоровенной дубинкой, которую он и обрушил на мою голову. Я успел извернуться, подставить плечо, но удар сшиб меня с ног. Я вскочил, но тут кто-то от души треснул меня по затылку — и бой для меня закончился.

Глава двадцать четвёртая

Горе побежденным!

Артём Грива

Очнувшись, я увидел над собой ветку. К ветке было приспособлено гнездо, а вокруг суетились его хозяева: пара ткачиков. Меня птички совершенно не опасались. Будто знали, что я связан. А связан я был качественно. Не пошевельнуться, хоть руки и ноги не затекли. Болел затылок. Надо полагать, там изрядная шишка. Однако серьезных повреждений организма я не ощущал. Еще я обнаружил, что меня поили какой-то дрянью: ее терпкий соленый вкус, очень похожий на вкус крови, уверенно доминировал у меня во рту.

Ткачики вспорхнули. Надо мной возникла свирепая раскрашенная рожа. Рожа осклабилась. Зубы у урода были зачернены. Зато вокруг рта имелись белые концентрические кольца числом три штуки. Урод ухватил меня за челюсть, отжал ее вниз и влил мне в рот еще одну порцию терпкой дряни. Да, похоже, кровь. С еще какой-то гадостью. Ничего, мой организм справится. А брезгливостью я не страдаю. Особенно в такой ситуации.

Меня подняли и поставили на ноги. Два черных размалеванных парня, несомненно, близкие родственники Стручка.

Еще двое размалеванных переминались за спиной у пятого аборигена. Последний раскрашен не был, что, однако, не делало его симпатичнее. В своей компании он, судя по всему, был самым авторитетным. Его тощую шею обременяло ожерелье из грубо обработанного нефрита и деревянный кулончик с мерзкой рожей. Если это портрет его возлюбленной, я ему сочувствую. Впрочем, и ей тоже.

Оказалось, однако, что сочувствовать нужно мне самому.

— Ты сильный, — на языке соплеменников Буйвола произнес мужик с кулончиком. — На вид не скажешь. Я съем твою печень.

Вероятно, мне следовало сказать: не ешь меня, макака, я тебе еще пригожусь.

Но я промолчал.

— Сердце твое я тоже съем, — поставил меня в известность туземный господин.

— Не советую, — ответил я ему на языке Стручка.

— Ты знаешь речь людей! — изумился любитель субпродуктов из человечины.

— Я знаю много языков, — честно признался я. — Хочу тебя предупредить: не ешь мое сердце.

— Почему? — быстро спросил абориген на языке Буйвола.

— Мое сердце принадлежит великому духу. Он рассердится и съест тебя изнутри.

— О-о-о! — воскликнул чернозубый красавчик. Глазки его замаслились, и я понял, что моя фантазия не пойдет мне впрок. Хитрый дядька уже придумал, кому он скормит мое славное сердечко.

— А печень есть можно? — деловито поинтересовался каннибал.

— Печень — можно, — разрешил я. — Она принадлежит лично мне, и жидкость смерти, пропитавшая ее, не может повредить настоящему храбрецу. Ты ведь настоящий храбрец, верно?

— Я очень храбр! — подтвердил любитель субпродуктов. Но определенную слабину в его заявлении я почувствовал вполне отчетливо.

— Тогда хорошо, — одобрил я. — Тот, кто хоть однажды испытал страх, отведав моей печени, утратит рассудок и до конца жизни будет грызть собственное тело. Это не очень страшно, — успокоил я своего собеседника. — Ведь жизнь эта будет совсем недолгой. Но ты, не ведающий страха, съешь мою печень и сам станешь силен, как леопард. Ну давай, начинай! — произнес я нетерпеливо. — Убей меня поскорее!

— Ты хочешь умереть? — Любитель субпродуктов с подозрением уставился на меня.

— Хочу, — подтвердил я.

— Почему? — Подозрения престарелого каннибала возросли.

— Этого я тебе не скажу.

— Тогда я тебя не убью! — прибег к шантажу мой собеседник.

— Если я скажу тебе, ты клянешься, что не испугаешься и убьешь меня?

— Я не знаю страха! — воскликнул мой собеседник. Однако, судя по ручонкам, суетливо тискавшим деревянный кулон, храбрость его была отнюдь не беспредельна.

— Хорошо, — согласился я. — Знай, храбрый человек, я сам — великий дух, заточенный в это нелепое тело. Мой враг запер меня в нем и сделал так, что убить меня нелегко. Но ты можешь меня убить. Хотя бы попробовать. Когда я освобожусь, я щедро отблагодарю тебя!

— Какова же будет твоя благодарность? — оживился мой собеседник.

— Я тебя не убью.

— Разве это благодарность?

— Конечно. Ведь я — дух смерти. Я умею убивать взглядом и прикосновением, ночью и днем, вблизи и на расстоянии, коснувшись следа и отбросив тень. Я умею убивать водой и огнем, болью и очень большой болью. Я могу насыпать песок в твои суставы и поселить жгучих червей в твоем животе. Я могу наслать муравьев, которые облепят тебя, спящего, и съедят живьем. А могу приказать ядовитой змее влезть тебе в задний проход и…

— Довольно, довольно! — воскликнул чернокожий образец мужества.

— Довольно так довольно, — согласился я. — Теперь ты видишь, что сохранить тебе жизнь — это большая милость.

— Вижу, вижу, — согласился любитель субпродуктов.

— А теперь убей меня побыстрее! — потребовал я. — Ведь в этом слабом теле я лишен всех этих замечательных умений и уже изнываю от нетерпения!

Но мой собеседник уже сделал выводы из моих слов.

— Сторожите его получше! — на языке Стручка гаркнул мой собеседник. — Дайте ему воды и еды, только не развязывайте! — И чесанул с полянки, сверкая грязными пятками.

Надо полагать, побежал консультироваться с руководством.

Размалеванные парни в точности выполнили указание. Напоили меня и накормили какой-то безвкусной кашей. И оставили в покое — чтобы я мог как следует обдумать, каким образом обратить незрелые умы туземцев на путь моего освобождения.

К сожалению, следующий субъект, с которым мне пришлось общаться, оказался не только менее доверчивым и более проницательным. Субъектом этим оказался тот самый «главный шаман», родственник Стручка, обладатель «третьего глаза» и многих полезных в хозяйстве и общении навыков, позволивших ему с ходу развалить мою бутафорию. Увы.

Глава двадцать пятая

Пещерная тюрьма

Был ли у шамана «третий глаз», Гриве пока установить не удалось. На шамане была маска. Довольно искусно вырезанная раскрашенная деревянная маска… неандертальца.

— Река, — сказал шаман. — Ты — с Белой Реки.

Голос у шамана был звучный. Розоватые губы двигались внутри дырки, изображавшей широкий, обрамленный приклеенной светло-коричневой шерстью «неандертальский» рот.

Шаман сделал свой вывод, изучив оружие Артёма. После того как попытка покопаться у Гривы в голове не удалась.

— Хорошая пища, — сказал шаман. — Хорошая земля для вождя чужих желаний. Но ты рожден на другой земле.

— Ты — тоже, — сказал Грива.

Он не видел лица шамана, но его телосложение и цвет кожи радикально отличались от внешних параметров сородичей Стручка. Шаман куда больше походил на Шадакву, чем на них.

— А ведь ты не боишься, — с удивлением заметил шаман.

— А я должен бояться? — с иронией осведомился Грива. — Тогда попробуй меня напугать. Говорят, ты умеешь превращаться в леопарда? Я бы посмотрел на это. Вдруг испугаюсь?

— А если я превращу в леопарда тебя? — с отчетливой угрозой спросил шаман.

— Не думаю, что у тебя получится.

Шаман некоторое время размышлял, потом кивнул.

— Да, — согласился он. — Не получится. Ведь ты — сын шакала. — И добавил на языке Единства: — Забавно. Впервые вижу шакала, который не боится леопарда.

— Ты меня ни с кем не спутал? — тоже на языке Единства осведомился Грива.

— Пытаешься меня обмануть! — Шаман захихикал. — Я вижу на тебе знак пожирателя мертвецов. Или твой покровитель — лысоголовый стервятник?

— Скорее уж твой, а не мой, — возразил Артём.

Шаман опять захихикал. Потом резко оборвал смех.

— Ослабьте ему путы на ногах, — скомандовал он своим размалеванным воинам. И Гриве: — Сейчас, шакал, я тебе кое-что покажу.

Но превращаться в леопарда шаман не стал. Взял свой посох-дубинку и зашагал вверх по склону.

Гриву прижали к земле, развязали ему ноги, а потом снова спутали, но уже так, что он мог делать короткие шажки. А чтобы он и не пробовал удирать или драться, на шею Артёму надели ременную петлю с поводком.

«Боятся, черти, — подумал Грива. — Но это скорее минус, чем плюс».

В пещере было сыро, но довольно тепло. Градусов двадцать. Причина столь высокой для подземелья температуры выяснилась чуть позже, когда они вышли к подземному озеру. Грива видел немало подземных озер, и все они были довольно похожи: спокойная водная гладь, подернутая пленкой каменной соли. Это было другим. Оно бурлило, пузырилось и исходило паром. Надо полагать, на дне его били горячие источники.

Компания, состоящая из шамана, Гривы и шестерых аборигенов (двое несли на головах вместительные корзины), прошла вдоль берега, усыпанного острыми камнями, потом вниз, по руслу небольшой речки, бравшей в озере начало, и, наконец, нырнула в очередную подземную нору. У норы оказался отнорок, вход в который был закрыт здоровенной каменюкой.