Утро в Нормандии
Шрифт:
– По-моему, концерт прошел неплохо. Ты была на высоте, когда изображала кающуюся грешницу. Жан будет доволен. Да и соседи повеселились.
– А мне ее жалко.
Сандра злобно прошипела:
– Ничего. Она тут нахватает еще французиков. Меняет парней как перчатки, а у других нет никого!
И в полном молчании подруги зашагали на улицу, где стоял особняк Самбра.
А Кейт легла на диван в гостиной и не могла встать с него несколько дней. Ее вымотал разговор с предательницами – теперь она мысленно называла их только так – и больше уже не хотелось ничего: ни
А в общем, если вдуматься, ничего серьезного не произошло. Она не лишилась крова, не лишилась близких, не лишилась здоровья… Она просто лишилась двух сильных привязанностей: давних подруг и возлюбленного. Отец сказал бы, что она страдает из-за ерунды.
…Когда у Мориса закончилось терпение… или деньги на молоко и круассаны, он в очередной свой визит ласково потрепал ее по щеке:
– Ну, малышка, ты как хочешь, а мне надо собираться к родственникам на Рождество. Позвони, когда намолчишься.
Он не хотел терять такую хорошую любовницу, тем более с отдельной жилплощадью, к тому же он был к ней немного привязан. Влюбленностью это назвать было нельзя, но Кейт восхищала его своим веселым и лихим нравом, рядом с ней он всегда чувствовал прилив оптимизма.
В общем, после его ухода ей пришлось встать. Прежде всего, надо было навести порядок в учебных делах. Если верить календарю, она должна три зачета и, кстати, один из них – Бернару. Отлично! Вот с него и начнем! – подумала Кейт, глядя в зеркало… А худоба ей к лицу, между прочим. Она выглядит совсем по-иному, и так соблазнительно… Обычное жизнелюбие взяло верх над депрессией, и после долгого и полного отдыха мозг Кейт заработал с лихорадочной быстротой и продуктивностью, правда, совсем не по учебной программе…
– А господин Маршан уехал домой буквально полчаса назад.
– Как уехал? А мне надо сдать зачеты…
– Очень сожалею, мадемуазель. – Молодой человек закрывал кафедру, громко бряцая ключами на весь гулкий коридор.
Только сейчас Кейт заметила, как всюду пусто.
– И что же мне делать?
– Но ведь все разъедутся на три дня. Вы забыли? С завтрашнего дня – выходные. Рождество…
– Черт побери!
– Ну не стоит так говорить про Рождество!
Но Кейт его уже не слушала, она мчалась по вечернему коридору, где, то тут, то там, гасили лампочки. Здание университета пустело и погружалось во мрак. Она приблизительно помнила, с какой улицы обычно появлялся Бернар, и надеялась догнать его. На улице шел мокрый снег.
– Кейт!
– Черт побери! Бернар! Я вас ищу! – Она запыхавшись, размахивая полами расстегнутой куртки, подбежала к нему. – Мне сказали, что вы уехали.
– Кейт! – Он так обрадовался, что с трудом сдержал желание обнять ее. – Ну наконец-то! С вами все в порядке? Я не видел вас целую неделю.
– Да. Только вот зачеты…
– Господи, да о чем вы говорите. Мы придумаем что-нибудь по остальным предметам.
– По остальным? А с вашим как быть?
– Считайте,
– Спасибо. – Кейт явно испытала облегчение.
– Но вы действительно в порядке? Где вы были столько времени? Я даже спрашивал у Мориса… – Бернар немного насупился. – Он сказал, что вы живы-здоровы, но у вас хандра и вы не можете выйти из дома.
– В общем, он не наврал.
– Хотите поехать со мной? – Снег падал ему на светло-русые волосы, они искрились, как его глаза, и Кейт начала находить его, в общем-то, красивым.
– Куда вы меня зовете?
– В Нормандию. У меня там живут родители, и я спешу на поезд. Говорят, там настоящая зима, снег не тает.
– Нет, спасибо. У меня есть куда поехать, – наврала Кейт.
– Ах да, извините.
Он думает о Морисе, дурачок!
Несколько секунд они стояли молча: Кейт, глядя на лужу под ногами, а Бернар – на ее рыжую макушку. Надо как-то попрощаться. Надо что-то сказать. Кейт вдруг ясно поняла, что совсем одинока и, когда Бернар уйдет, она впервые в жизни, может быть, расплачется.
Вдруг они оба услышали звук подъезжающей машины. Кейт узнала ее, хотя уже наступали сумерки: красная спортивная «феррари». Из машины вышла женщина, которая часто заезжала за Бернаром, и остановилась, выразительно скрестив руки на груди и глядя на них.
– Ну вот, вам пора, – убитым голосом сказала Кейт. – Всего хо…
– Нет! Кейт, обещайте мне, что подождете меня здесь. Вот на этом самом месте. Я быстро с ней поговорю и вернусь к вам.
– А зачем?
– Дождитесь меня, Кейт! Хорошо?
– Ладно, валяйте. – Она опустилась на лавочку, но та была слишком холодная и влажная. Подстелив под себя длинный и доселе бесполезный хвост полосатого шарфа, Кейт устроилась смотреть, как воробьи делят хлебную корку.
Бернар отсутствовал недолго и через пару минут уже направлялся обратно, а женщина, посмотрев ему вслед и чего-то не дождавшись, громко хлопнула дверцей и уехала.
– Я вернулся. Вы не замерзли?
– Да ладно! Совсем не холодно, только сидеть мокро.
– А знаете что? Давайте, я поеду не сейчас, а последним поездом, он идет в половине двенадцатого?
– И что?
– А сейчас я приглашаю вас в ресторан. Здесь недалеко есть один неплохой. Там-то сидеть не мокро!
Кейт засмеялась. От молока и круассанов, съеденных за неделю, ей было тошно и хотелось полноценного ужина с хорошей порцией мяса.
– Я согласна.
– Ну так идемте! Можете взять меня под руку. – Он предложил ей локоть в черном пальто.
Кейт весело глянула на него:
– Может, перейдем на «ты»?
Бернар остановился и повернул ее к себе, взяв за плечи.
– Тебе правда этого хочется?
Кейт немного отстранилась:
– Нет, просто так будет удобней разговаривать.
Они поужинали, болтая о пустяках, будто были знакомы уже лет десять. Бернар сказал, что она очень аппетитно уплетает мясо, впору сниматься в рекламе какого-нибудь ресторана или колбасной лавки.
– Ты не знаешь, что такое голод! – назидательно произнесла она с набитым ртом, подняв над собой вилку.