Утро звездочета
Шрифт:
— Сережа! — кричит Наташа (представляю, как она вырвала трубку у мужа). — А на самом деле, погуляйте в субботу. А мы сможем еще раз вещи пересмотреть, ничего ли не забыли.
Потрахаться вдоволь вам не терпится, мысленно отвечаю я. Предстоящего месяца без детей мало, прикидываю я, испытывая приступ то ли зависти, то ли ревности оттого, что ничего такого, несмотря на пустой дом, мне не грозит. Забота Никиты о здоровье моих детей остается за пределами моего внимания.
— А что опять произошло? — спрашивает меня Наташа. — Кого это опять убили?
По ее вопросу понятно, что телевизор в доме все-таки
— Я сейчас немного занят, — уверяю я. — По телевизору все расскажут. Но вы все равно не волнуйтесь, да и потом, — я чувствую, что начинаю путаться, — они все равно улетают в воскресенье.
— Так ты приедешь в субботу? — спрашивает после паузы Наташа.
— Надеюсь, ничего не помешает. У нас сейчас хуже чем на вулкане. Там хоть понятно, под каким местом пожар.
— Понятно, — слышу я и вижу, как она скептически поджимает губы.
— Я позвоню завтра утром, — принимаю на себя обязательство я.
Мы прощаемся и лишь замолчав, я понимаю, что Наташа так и не поинтересовалась смыслом слов сына и по какому, собственно, поводу меня должны показывать по телевизору.
Не проявляют любопытство и на работе, но это меня ничуть не смущает. Я вхожу в кабинет Мостового в разгар очередной внеочередной планерки, и то, что шеф ради меня вынужден фактически начать сначала, совсем не означает моих внезапно взлетевших акций. Слишком важна информация, чтобы с ней не ознакомить даже меня.
— Повторяю главное, — повторяет шеф. — Президент освободил от занимаемой должности генерала Багмета. Принято решение, в связи с последними убийствами, вернуть все как было. Мы снова занимаемся делом Карасина и только им. Разница в том, что теперь персональная ответственность за все шумные убийства возложена на Бастрыкина, так что прошу не удивляться и, главное, не впадать в ступор, если столкнетесь с нашим общим шефом в служебном туалете.
По оживлению в кабинете я понимаю, что Мостовой импровизирует, не желая, видимо, утомлять повторами моих коллег.
— И еще. Кроме того, что при расследовании убийства Карасина мы напрямую подчиняемся Бастрыкину, в нашу бригаду будет введены несколько — я пока не готов сказать сколько именно, скорее всего, два или три, — новых сотрудника. И это будут сотрудники Федеральной службы безопасности. В общем, коллеги, как только выплывем, надеюсь, что не кверху брюхом, из этой истории, подозреваю, что нас выведут из под контроля прокуратуры.
Мы молчим, переваривая откровения шефа.
— Завтра, — продолжает он, — прошу быть всех на работе к семи утра. На половину восьмого назначено совещание в Большом зале, присутствие обязательно. Еще нас посетят гости, кто именно — неизвестно даже мне. В любом случае прошу не опаздывать: неизвестный гость хуже сами знаете кого.
Шеф, как всегда, путается в расхожих фразах, но стоит признать, что сегодняшний ляп выглядит совсем как импровизация.
— До завтра советую всем подмести хвостами, — выдает он второй подряд «шедевр», — В большом зале будет, конечно, та еще толпа, но это не снимает с каждого из нас обязанности в любой момент ответить на любой вопрос. Четко и содержательно. Посидите, можете прямо
Мостовой уезжает, но его отсутствие почему-то не в радость: нам словно тесно в его кабинете, куда так здорово проникать без ведома хозяина. Мы, видимо, все еще мальчишки, высокие и потолстевшие лоботрясы, и запретное соблазняет нас не меньше, чем в детстве — чужая яблоня за высоким забором.
К моей персоне интереса, вопреки моим трусливым ожиданиям, почти никакого. Лишь Кривошапка быстро, как учитель физкультуры — сорвавшегося с турника школьника, осматривает меня, но расспросить толком не успевает. Слишком много всего, чтобы уделять внимание последствиям моего несостоявшегося эфира. Дашкевич включает телевизор, и мы вновь погружаемся в кошмар наяву, и даже не думаем о Кривошапке, прогноз действий которого в иной ситуации обязательно вынудил бы нас просчитать целесообразность вольного распоряжения техникой в кабинете Мостового.
Да и Кривошапке не до интриг. Нахмурившись, он не отрывает взгляда от экрана. Там показывают президента Медведева, принимающего в Кремле Лужкова. Точнее, показывают Лужкова, который, пока Дашкевич не усиливает громкость, лишь шевелит губами. Впрочем, даже со звуком его слышно неважно, да и выглядит мэр хуже обычного: бледный, с бегающими глазами и странным причмокиванием, словно за обедом он прикусил щеку. Он успевает что-то сказать о том, что досматривается чуть ли не каждая бродячая собака, прежде чем Медведев его перебивает.
— Бродячих собак, — говорит президент, — в Москве действительно развелось немало, но это совсем другой разговор. Сегодня мы говорим о том, что столичные власти не успевают за федеральными правоохранительными органами в деле поиска преступников. Я настоятельно советую вам, как мэру столицы, как патриоту, как члену исполкома партии «Единая Россия», прервать ваш плановый отпуск и вернуться к своим прямым обязанностям. Лично координировать работу городских служб во всем, что касается взаимодействия с правоохранительными органами. А в отпуска отправимся потом. Когда торфяники потушим и бандитов поймаем.
Торфяники и в самом деле горят, сегодня от дыма в воздухе даже першит в горле, хотя после десяти минут пребывания на улице кажется, что горелым уже не пахнет. В новостях, которые, похоже, теперь транслируются в режиме нон-стоп, повторяют то, что уже известно от Мостового. Уволен Багмет, а особые полномочия Бастрыкина иллюстрируют кадры с его интервью на месте убийства Зельцера. Стрелял, утверждает Бастрыкин, профессиональный киллер. Он говорит о свидетелях, которые якобы видели, как с места происшествия на высокой скорости уезжал мотоциклист, по всем признакам — байкер. Более того, Бастрыкин выдает новую версию, что заставляет нас переглянуться: характер убийства Джабировой и Карасина также говорит о том, что работал убийца-профессионал. Отсюда, утверждает Бастрыкин, и будет исходить следствие при отработки новой версии.