Уверенность – как ее приобрести
Шрифт:
Как повысить свои успехи?
Если исходить из этой формулы, то все получается очень просто – хочешь иметь высокую самооценку – высоко оценивай свой успех. Ведь чем больше я оцениваю все, что я уже имею, все, что достиг – тем выше оцениваю себя.
Нам нужна высокая оценка своих достижений. И если бы она была, мы бы все уже были людьми с высокой самооценкой. Но, судя по тому, что это далеко не так, мы еще не научились высоко оценивать свои успехи и достижения.
Что такое оценка своих успехов? Что мы оцениваем, когда оцениваем свои успехи? Мы оцениваем свои поступки.
Для меня нет неудач, просто есть не та победа.
Как мы оцениваем свои поступки, ты уже знаешь. Мы много об этом говорили в предыдущих книгах.
Мы привыкли критиковать себя за плохие поступки, смешивая поступок со всей своей личностью.
Мы привыкли видеть неудачу в любом поступке, который не принес нам ожидаемого результата.
Мы больше привыкли ругать себя за плохие поступки, чем хвалить за хорошие.
Не удивительно, что оценка наших поступков не дает нам ощущение успеха, свершений и достижений. Скорее мы получаем подтверждение своих неудач, того, что мы еще не сделали, чего не получили. Мы на самом деле не научены видеть свои результаты и ценить свои результаты. Мы скорее научены видеть свои недостатки, недочеты и неуспехи. Но откуда тогда взяться высокой самооценке?!
Как мы оцениваем то, что имеем
Для большинства из нас само понятие успеха приравнивалось к понятию «иметь». И когда я оцениваю свои результаты, я оцениваю то, что реально сейчас имею.
Если бы мы только могли объективно и доброжелательно оценивать то, что имеем! Но мы так привыкли придирчиво к себе относиться, что скорее замечаем то, чего еще не имеем, чем то, что уже имеем.
И, не умея замечать нашего ИМЕНИЯ, мы неминуемо сталкиваемся с печальной картиной – нам постоянно мало того, что у нас уже есть, зато то, чего мы еще не получили, постоянно напоминает нам о нашей неуспешности. И опять – о высокой самооценке остается только мечтать.
Я сама прожила так большую часть жизни. Мне всегда было мало того, что я имею, но вот то, чего я не достигла, не давало мне покоя. Я вообще не замечала, того, что я уже имею, как результат, но то, чего я не достигла – было постоянным укором мне самой. И я постоянно себя критиковала – почему ты этого еще не сделала, почему ты этого еще не получила…
Это была жизнь в постоянной критике и недовольстве. Согласись, трудно назвать такую жизнь легкой и счастливой. И совершенно невозможно при таком отношении к себе иметь высокую самооценку. Я периодически доводила себя до депрессий, и это естественно – если ты постоянно себя критикуешь, постоянно сам себя опускаешь и не делаешь ничего, чтобы себя поднять – закончиться это может быть только депрессией!
Я хорошо помню последнюю свою такую сильную депрессию. После нее моя жизнь изменилась.
Мне было тридцать лет и я переживала серьезную депрессию. Большинство людей переживают «тридцатилетнюю» депрессию, которая связана с переоценкой себя, подведением неких итогов: треть жизни прошла – и чего ты достиг?
Я свалилась в настоящую депрессию. Я лежала обессиленная, без желания что-либо делать и все в моей жизни было «не так».
Я была «не такая», я сама себе не нравилась. Мне не нравилось,
Мне не нравился мой муж. Он был «не такой». Я видела его пассивным, ленивым, безответственным.
Меня дико раздражала моя дочь – своей активностью, громкостью, требовательностью, шумом, который она производила, своим упрямством, постоянными просьбами что-то купить.
Я ненавидела свою квартиру – трехкомнатную «хрущевку», в которой было слышно все, что происходит у соседей во всем подъезде.
Даже старое пианино раздражало меня тем, что стоит без толку, только место занимает…
Я вся была недовольна. Я всем была недовольна… Я лежала и страдала в своей несчастности. Жизнь не удалась…
Кто счастья не ценил, тот близится к несчастью.
Мне, к счастью, не пришлось долго так лежать. Это было время, когда в Армении произошло сильное землетрясение, и вся страна всколыхнулась в участии и поддержке. Я тоже всколыхнулась. Я услышала по радио объявление – приглашали добровольных помощников в московские больницы, куда привозили жертв землетрясения. Не хватало санитарок, уборщиц, людей, которые могли бы помогать медицинскому персоналу. Я вылезла из своей депрессии и поехала в одну из таких больниц. И эта поездка перевернула мою жизнь.
Мне выдали в больнице швабру и ведро и попросили помыть палаты в хирургическом отделении. В больницах тогда творилось что-то невообразимое. Привозили все новых и новых больных. Вместе с ними приезжали какие-то родственники, дети. Их некуда было селить, и они находились тут же. Была большая суета и толчея. Действительно, не хватало рук, чтобы поддерживать порядок и чистоту, потому что постоянно кто-то приходил, приезжал…
Я зашла в первую палату, которую должна была помыть, и эту палату я запомнила на всю жизнь. Это была восьмиместная палата для женщин. Я зашла, посмотрела направо и увидела женщину, лежащую на кровати. И я не смогла отвести от нее глаз.
Ее только что привезли из реанимации. Привезли, переложили на койку и оставили так лежать. Она была абсолютно обнаженной, если не считать бинтов на ее ампутированных ногах.
Я не знаю, почему, может быть, в этой спешке, ее забыли накрыть, но этот вид обнаженной женщины с ампутированными ногами, женщины не молодой, с телом, которое уже нельзя назвать крепким и красивым, женщины неоднократно рожавшей, это было видно по ее груди, уже не налитой, а растекшейся и дряблой – этот вид был настолько страшен, что я застыла, уставившись на нее.
Она лежала, как забытый обрубок. Она и выглядела так – ее ноги были ампутированы полностью, и только промокшие бинты, отекшие культи были вместо ее ног.
Она вся была олицетворением страшного несчастья. Но поверь, что я ужаснулась больше всего не этому ее виду, а виду ее волос. До меня как-то постепенно доходила вся реальность того, как выглядела эта женщина. И когда я увидела ее волосы, я испытала настоящий ужас. Потому что это было страшно и непонятно. Ее длинные черные волосы торчали на ее голове какими-то чудовищно изогнутыми прядями. Как у Медузы-Горгоны, они торчали в разные стороны и что-то невыразимо жуткое было во всей этой картине…