Увертливый
Шрифт:
– Разве это существенно?!
– Для кого как.
Она извлекла из сумочки зеркальце и показала ему: «Полюбуйтесь!» Потом, стянув с его головы берет, упаковала вместе с мундиром в пакетик, извлеченный из сумки, взяла Петю за руку и приказала: «Бежим! Я тут неподалеку живу – дома очистимся и отмоемся. А это, – указала на вещи, – чтобы патруль не засек. Только нести все будите сами. У меня рука занята!» – она покрутила сумочкой.
«Надо же, какая предусмотрительная!?» – удивился Галкин.
Они шли быстро, почти бежали. Проходившие мимо люди оглядывались.
Из-за деревьев показались панельные девятиэтажки.
«А удобно мне – к вам?» – спросил Галкин.
– Это на улице грязному – не удобно.
– Я в смысле, как отнесутся домашние? Я имел в виду родителей.
– Мама уехала погостить к сестре, в другой город.
– К вашей тете?
– К моей сестре. Она там поступила учиться.
«Почему старшая сестра не могла поступить здесь?» – наивно спросил Петя.
– Здесь поступила я. И потом, она мне не старшая!
– Значит – младшая.
– И – не младшая!
– Ну, – двоюродная.
«И не двоюродная!» – она рассмеялась.
– Простите, вы меня совсем запутали. Ну, а папа?
– Папа!? Господи! У кого сейчас есть папа?
– Значит, вы сегодня – одна!?
– Что!? Опять не удобно!? Молодой человек! У вас, просто, нет выхода!
«Тогда, конечно». – согласился он.
Когда вошли в прихожую, она приказала ему снять брюки и сапоги, развернула мундир. Дала чей-то халат, тапочки и щетку.
– Теперь марш на лестничную площадку! Все хорошенько почистить! Сапожная щетка и крем – здесь! А я пойду в ванну. В кое-то веки дали горячую воду – нельзя упускать.
Пока он чистился на площадке, мимо проходили соседи, из-за дверей с любопытством выглядывали детишки. Когда он почистился, хозяйка немедленно потребовала его к себе. Она не давала ему свободной минутки. Сама она успела за это время помыться, помыть после себя ванну и привести в относительный порядок волосы и лицо. В девятнадцать лет, а он давал ей примерно столько, глобальных проблем с волосами и кожей чаще всего не бывает.
Она встретила его в легком халатике и сразила видом своим наповал. Он даже вскрикнул, так она была схожа с видением, которое, как подарок, являлось ему во сне. В жизни он не видел таких красивых. Петя зажмурился, раскрыл рот и онемел, напрочь забыв, как звал про себя видение. «Что с вами!?» – рассмеялась девушка. А он, утратив дар речи, только мотал головой. Она завела его в совмещенный санузел и включила воду, чтобы заполнить ванну. Она догадывалась, как действуют ее чары и не хотела смущать. «Я знаю, вашего брата водят в баню один раз в неделю. Ну, так ныряй и мойся. Мешать не буду. Полотенце вот здесь», – и она ушла.
Он забрался в ванну, а, придя в себя, включил душ и быстро помылся. Выбравшись, выпустил воду, обтерся, обмотал себя полотенцем, перед зеркалом причесался. Решил помыть ванну. Но донесся голос хозяйки: «Идите сюда! Я помою сама.»
Из ванной через коридор Петя попал в большую скупо обставленную
Она спросила: «У тебя была девушка?» Он отрицательно покачал головой. Незаметно они перешли на «ты»: когда из предметов туалета остались полотенце и простыня, не удобно было продолжать выкать.
– Нет? Это честно?
– Честно.
– И у меня никого не было. Честно.
– Ты сильный?
– Не особенно.
– Нет, ты сильный! Я видела, как ты их раскидывал. Аж пыль клубилась!
– Просто я – быстрый. А почва – неровная.
– Удивительно, ты сильный, а мускулы не уродуют тела!
– Разве мускулы уродуют?
– А ты не знал? Господи, о чем мы говорим!?
– Почему ты закрываешь лицо?
– Мне стыдно!
– А мне страшно.
– Трусишка?
– Он самый.
– Это хорошо!
– Ты смешная: хорошо, что «трусишка»?
– Хорошо, что – такой. Ты скажи… Нет, ты честно скажи, я – красивая?
– А ты покажись.
Какое-то время, оба молчали. Наконец, должно быть набравшись храбрости, она потихоньку стала приоткрывать лицо.
«Ну?» – спросила она.
– Я не вижу!
«А так?» – она приоткрыла шею и плечи.
– Не вижу!
– Господи, ты, что ли ослеп?!
– Не-а!
«А так?» – она приоткрыла юную грудь. Это было сродни инстинктивной игре мотыльков-однодневок, танцующих в воздухе.
«Ладно, гляди! – отбросив простыню и блестя коленками, она, распрямилась и, заломив руки за голову, села на пятки. – Ну, как?»
Глянцевое тело ее лучилось теплом, в которое тянуло войти. И Петя снова утратил дар речи. Она села на бок, выпростала ноги, опустила их на прикроватный коврик и встала. Тепло надвигалось волной. Созерцая все это чудо в движении, Петя замер, не в силах пошевелиться. Она сделала шаг, протянула руки, сдернула с его талии полотенце, и, обхватив, прильнула всем телом.
То, что случилось потом, можно назвать сумасшествием. Словно разжалась пружина желаний. Какая-то сила подбросила их тела, завертела, свернула в клубок и швырнула на большую кровать. Малейшее прикосновение ввергало их в состояние иступленного неистовства. Чем менее искушены исполнители, тем искреннее звучит эта музыка под руководством маэстро-природы. Не случайно для многих существ под луной эта главная симфония жизни является одновременно и последней.
Набрасываясь друг на друга с яростным ревом, они сливались опять и опять. Им все было мало. Они черпали и никак не могли вычерпать обрушившееся на них наслаждение. Временами, Петр, забываясь, переходил на высокую скорость; девушка начинала кричать, но не отпускала его.