Увидеть лицо
Шрифт:
Но ведь это было не так! Его ждала Инга, ждала «Дилия», ждало прекрасное обеспеченное будущее. Жизнь сложилась именно так, как он хотел, именно так, как он всегда мечтал… так почему же теперь все кажется таким далеким, призрачным и чужим?
Не открывая глаз, Борис наощупь потрогал золотого крокодила на своем пальце и вяло улыбнулся. Все было хорошо. Только из гостиной очень уж сильно тянуло сигаретным дымом. Отвратительный запах! Внезапно ему пришло в голову, что когда вернется, обязательно введет для сотрудников «Дилии» новый штраф — за курение на территории предприятия. Давно было пора, а то продымили все стены и во дворе вечно не продохнуть!
Часы
Потирая нос, Кристина откинулась на спинку кресла, глубоко вздохнула, потом оттолкнулась от пола босыми ногами, и комната поплыла вокруг нее. Она закрыла глаза, чувствуя, как постепенно приходит в себя. Теперь все казалось правильным, даже необходимым, и правильнее всего была эта комната, и этот замок на двери, который она заперла за собой. Здесь было безопасно — намного безопасней, чем внизу, намного безопасней, чем с остальными. Правильнее всего было бы вообще не открывать эту дверь, пока не появится хоть какая-то определенность. Камням в ее кольцах было неспокойно, они чувствовали опасность, особенно сине-зеленый аквамарин — он прямотаки сходил с ума. Но в комнате было безопасно — она ведь так тщательно ее защитила, и круг был нетронут.
Она кружилась с закрытыми глазами и думала. Гипнотизеры? Нет, пожалуй. Уж точно не люди. Люди такого не сделают. В ком-то здесь поселился демон, в ком-то здесь поселилась тьма… а может, тьма поселилась и во всем доме. Свету принесли в жертву, это же очевидно… ее убили рядом со столовой — той самой столовой, в которой так недобро смотрят деревянные идолы… А может, ее наказали. Это ведь она приготовила и завтрак, и ужин и накрыла их в столовой. Это она нарушила покой злых богов, особенно Чернобога — повелителя безумия и смерти!
Кристина открыла глаза, рассеянно глядя перед собой. Мимо нее пронеслось большое настенное зеркало, ее взгляд скользнул по серебристой поверхности, и Логвинова вдруг слабо пискнула и ногой остановила кресло так резко, что оно едва не опрокинулось. Выскочила из него, кинулась к зеркалу и застыла перед ним, глядя в свои испуганные глаза. Потом попятилась к креслу и опустилась в него, продолжая смотреть на свое отражение. Ее рука протянулась к столику с остатками кокаина и яростно смахнула пакетик на пол. Следом, жалобно звякнув, слетела серебряная трубочка.
Больше нет! Во всяком случае, в ближайшем будущем! Подобные галлюцинации ей совсем не нужны.
Ее взгляд скользил по зеркалу, постепенно теряя напряжение. Возможность видеть собственное отражение сейчас успокаивало намного лучше любого наркотика. Потому что она готова была поклясться, что несколько мгновений назад увидела, как в зеркале стремительно провернулось пустое кресло, словно она была невидимкой. Пустое кресло. Кресло без нее.
Ольга сидела на стуле, уперев локти в столешницу и уткнув подбородок в сжатые кулаки, и пристально смотрела на стоявшую на столике
Огурчики маринованные.
Кривая буква «Т» на синем пластике.
Чужой вопль, бьющий в уши, — вопль, вместе с ужасом принесший неописуемое наслаждение. Вопль, который, возможно, теперь стал для нее смертным приговором. Что это — месть? Никто не станет мстить так масштабно.
Неужели ей придется отнести это и показать остальным? Неужели ей придется обо всем рассказать? Нет, ни за что! Ведь тогда ее могут посадить. Они сами по себе ничего не докажут… но что если все их разговоры в этом доме записываются?
…может, это даст нам возможность выжить!
Тюрьма лучше смерти. Но это если знать наверняка. А если это способ заставить ее признаться? И ее, и остальных, которые, наверное, тоже что-то натворили?
Никто не станет расследовать так масштабно. И уж точно в этой стране! Здесь всем на все наплевать.
Но есть версия получше. Как секретные комнаты в «Вавилоне». Весь этот дом — чья-то огромная секретная комната. И все дело только в деньгах и в чьем-то извращенном способе получать удовольствие. Кому-то нравится принимать участие, кому-то нравится просто смотреть… Давно известно, что миром управляют деньги, жажда власти и оргазм.
Тогда выхода нет. Потому что если она права, то счастливой концовки здесь не будет. В секретных комнатах «Вавилона» никогда не было счастливой концовки.
Покрывающийся инеем простынный сверток в морозильной камере говорил об этом достаточно красноречиво.
— …ты всего лишь тупая дешевая блядь! Не забывай об этом! Не забывай свое место! Я в любой момент могу вернуть тебя в лужу, из которой подобрал или вообще, на хрен, прибить! Так что не выкобенивайся! Я буду ссать тебе в рот, если захочу!..
Дернув головой, Ольга вскочила, опрокинув стул. Стол дернулся, банка наклонилась, и она едва успела подхватить ее. Зубы Харченко несколько раз дробно стукнули, по лицу пробежала судорога, потом она заметалась по комнате, слепо натыкаясь на мебель. Толкнувшись в дверь, она дернула ее, потом ее пальцы запрыгали по замку, пытаясь открыть его. С треском сломался один ноготь, потом другой, из-под остатка ногтя брызнула кровь, и Ольга, отскочив от двери, прижалась к стене, глядя на вишневую каплю на своем пальце. На ее лице всполошенно метались ужас и злость. Ее правая ладонь взлетела в воздух и со всей силы звонко впечаталась в щеку. Лицо Ольги разгладилось, зубы стукнули в последний раз, и дрожь прекратилась.
Слов не существовало. Голоса не существовало. Но она слышала его. Глубоко внутри головы. И он был ей знаком… на какое-то мгновение он стал ей знаком… но не сейчас.
Сейчас она его не знала.
Игры. Игры владельца секретной комнаты.
Ольга пристально смотрела на яркую блестящую каплю на своем пальце. Вот о чем надо было беспокоиться. Вот что было по-настоящему важно.
Алина снова выдвинула ящик тумбочки и, зажмурившись, погрузила пальцы в ворох увядших цветов. Тяжелый запах ударил ей в нос. Цветы были прохладными, податливыми, неприятными на ощупь, но ее пальцы продолжали рыться в них, комкать мертвые лепестки, и запах становился все сильнее и тяжелее. Наконец, она с треском выдернула ящик из тумбочки, вывалила его содержимое на пол и, надрывно, со слезами, дыша, отбросила ящик в сторону, глядя, как в воздухе кружатся и оседают мятые одуванчиковые пушинки.