Увидеть солнце
Шрифт:
Прокравшись к разрушенному зданию, от которого, по дьявольской иронии, осталась только фасадная стена, старик трусцой побежал вперёд, но, не сделав и десятка шагов, остановился и снова закашлялся. Нет, с забитым фильтром о беге не стоит и думать. А ведь до Катастрофы он считал, что находится в отличной физической форме. Хотя чему удивляться? Тогда ему было всего чуть за тридцать. Он совсем недавно получил доцента, став самым молодым обладателем этого звания в лаборатории. А потом всё рухнуло. Хотя по сравнению с неизмеримым горем тех, кто в одночасье потерял всех своих близких, ему, как бы ужасно это ни звучало, повезло: жена и десятилетняя дочь выжили. В тот день, когда на город обрушились пробившиеся через противоракетную
Это произошло тогда, когда он, старый дурак, решил, что всё, наконец, устроилось и отныне у них всё будет хорошо, насколько это может быть у людей, живущих под землёй в бетонных пещерах и уже более двадцати лет не выбиравшихся на поверхность. Накануне он получил у руководства Сибирского Союза — содружества четырёх станций Дзержинской и Ленинской линий, вид на жительство с пропиской на Сибирской для всей семьи: жены, дочери и шестилетнего, долгожданного, внука. Сибирская в силу своего главенствующего положения в Союзе была богатой и обеспеченной станцией, по праву считаясь самым спокойным и безопасным местом в метро. Помимо электричества, поставляемого с Проспекта и Маршальской, как вскоре после Катастрофы сами жители стали называть станции Красный Проспект и Маршала Покрышкина, где были установлены гидрогенераторы, питающиеся от грунтовых вод, жители Сибирской могли позволить себе лучшие продукты и лучшую одежду. Жить здесь считали за счастье, но вида на жительства удостаивались немногие — руководство Союза крайне настороженно относилось к иммигрантам.
Тем не менее старик получил его, причём не только для себя, но и для трёх членов своей семьи. Взамен он продал руководству Союза свои знания — и их было достаточно, чтобы потребовать вида на жительство даже для пяти человек, но муж его дочери, отец его внука, погиб четыре года назад, когда мальчику не было ещё и двух лет.
Дочь тогда от горя места себе не находила. Старик тоже попереживал, но не слишком сильно — зять никогда не нравился ему. В прежнем мире его горделивая дочь даже и не взглянула бы на такого. Но Катастрофа загнала под землю, перемешала меж собою и склеила таких разных людей, которые раньше и не встретились бы друг с другом. И вот дочь его влюбилась в этого непутёвого типа, и ребёночка от него прижила.
Мальчишка родился на удивление здоровым и крепеньким. Старик души не чаял в своём внуке. До его рождения он и не подозревал, что ещё способен радоваться и улыбаться. Увидев кроху, первый раз взяв его на руки и прижав к груди, старик поклялся, что сделает всё возможное и невозможное, но добьётся для своих близких лучшей жизни, какая только возможна в метро.
На это ушло шесть долгих лет, шесть лет упорного труда в научном центре Союза. Но работа стоила того. Теперь в его кармане лежали паспорта четырёх новых граждан Сибирской, младшему из которых ещё не было и семи.
Оставалось последнее и самое опасное — добраться с семьей до заветной станции. Из-за обрушения туннеля небольшой отрезок пути (совсем короткий, меньше одного квартала) лежал на поверхности. Можно было подождать, когда специальные бригады расчистят туннель, но никто не знал, сколько на это уйдёт времени: несколько дней, неделя или месяц, и жена с дочерью решили рискнуть. Они предложили, а он согласился. Пройти нужно было всего ничего. Даже шестилетний ребёнок своими маленькими шажками преодолел бы это расстояние за несколько минут, а уж взрослый — тем более.
Всё закончилось гораздо раньше.
Едва они поднялись на поверхность, как их атаковали гарпии — гигантские крылатые твари, ужас всех выбирающихся из метро. Чудища появились внезапно. Едва дочь заметила в небе три почти неразличимые на фоне серых облаков движущиеся точки, как те стремительно спикировали вниз, превратившись в жутких чудовищ с загнутыми, как восточные кинжалы, и такими
Детский противогаз, который он раздобыл для внука, всё равно оказался велик для шестилетнего ребёнка и, когда гарпия сгребла мальчика своими лапами, слетел с головы мальчишки. Холодный воздух городских развалин прорезал пронзительный детский крик. Потом этот крик будил старика каждую ночь, выдёргивая его из забытья, где он раз за разом переживал гибель своей семьи. Он бежал за гарпиями, пока не упал без сил на усеянную колотым булыжником мостовую, но чудовища так и не вернулись за ним. Им вполне хватило пойманной добычи. Худой, запыхавшийся от бега и раздавленный горем старик был им просто не нужен. Он никому не был нужен.
Старик не помнил, как вернулся в метро, как не помнил первые дни после трагедии. Целую неделю он пребывал в какой-то странной одури, пока у него не появилась цель. Последняя цель в его несправедливо затянувшейся жизни. Почти месяц ушёл на подготовку, и вот сейчас до цели осталось менее одного квартала.
Старик миновал развалины жилого дома, настороженно озираясь и лавируя между перегораживающими проезжую часть остовами мёртвых автомобилей, наискось пересёк улицу и вскарабкался на кучу щебня, но, оказавшись на вершине, застыл на месте, поражённый увиденным. Перед ним простиралась выжженная равнина, в которую превратилась центральная площадь города, и в центре этой равнины возвышалось гнездо ненавистных чудовищ, которое те устроили в руинах оперного театра, считавшегося до Катастрофы главным символом и визитной карточкой Новосибирска.
От некогда красивейшего здания с величественной колоннадой, увенчанного лёгким, словно парящим в воздухе, куполом остался лишь выщербленный железобетонный каркас. Поддерживающие портик монументальные колонны не выдержали удара взрывной волны, а уникальный шестидесятиметровый купол треснул и обвалился.
Сейчас руины цирка напоминали пробитый и обглоданный человеческий череп.
Наверное, именно так в воображении художников и поэтов должно было выглядеть обиталище тварей, порождённых адовой бездной. Однако к происхождению настоящих гарпий сатана не имел никакого отношения. Крылатых чудовищ, равно как и всех других монстров, заполнивших развалины и подземелья Новосибирска, породили сами люди. Последняя развязанная ими мировая война, перепахавшая континенты ядерными взрывами, чудовищная радиация и поднятые в воздух тонны сажи и пепла обезобразили облик планеты. И этот обезображенный мир породил таких же безобразных обитателей, для которых люди стали всего лишь добычей. Но загнанная в угол, лишённая всего, что ей было дорого, жертва ещё способна дать хищникам последний смертельный бой. И этой ночью гарпии, а вместе с ними и все остальные живущие в окрестностях монстры убедятся в этом.
Неловко перебирая ногами по осыпающимся камням, старик слез с кучи щебня и заспешил вперёд. Забитый пылью фильтр хрипел, как прохудившиеся меха изношенного аккордеона, хотя, может быть, это хрипел сам его владелец. «Ничего, — успокоил он сам себя, — осталось всего ничего: пересечь площадь, и я на месте. Лишь бы какая-нибудь тварь не сцапала по пути…»
В другое время план старика заведомо был обречён на неудачу. Но краткий промежуток времени после заката, даже не часы, а минуты, давал надежду. Опытные сталкеры рассказывали (а прежде чем решиться на свой отчаянный бросок к гнезду гарпий, старик выслушал немало таких рассказов), что закат — это то время, когда утолившие голод дневные хищники возвращаются в свои норы, а ночные ещё только собираются на охоту. Похоже, сталкеры были правы — он так и не встретил на пути ни одного монстра. Или это гарпии подъели вокруг своего гнезда всех прочих тварей? Тем хуже для них.