Увидимся в аду
Шрифт:
Но последние минут двадцать оно работало без сбоев (не считая коротких перерывов на рекламу зубной пасты). И сейчас девушки уставились на Игоря, в глазах которого прочитали растерянность и нечто, близкое к отчаянию.
— Может, — пробормотала Наташа, — мы слишком резко… гм… вывалили на него все это?
— Резко?! — неожиданно взвизгнула Маша. — Ты мне говоришь о резкости? Да мы благодаря тебе только и делаем, что рушим мировые устои! Раньше надо было думать, что судьбу нельзя изменить за три дня…
— За четыре, — поправила Наташа.
— Да по фигу! — Маша окончательно вышла
— А почему только я? — разозлилась Наташа. Она вскочила, сжала кулаки и заорала в голос: — Ты что тут, сбоку припеку? Да ты первая все начала! Тоже мне святоша! Стоило только получить первый оргазм, тут же вцепилась мне в глотку из-за своего ненаглядного Игоря.
— Что?! — задохнулась Маша. — Орга… Ах ты, сука!
— Гадина! — бросилась на нее Наташа.
Но только Наташины руки вцепились в Машину челку, а Маша уперлась ладонями Наташе в лицо, они услышали чье-то хихиканье и мгновенно остыли.
Из дверного проема, ведущего в коридор, показался Марат, за которым виднелись бритые налысо головы высоких парней в военных куртках.
— Ну что, девицы, нагулялись? — спросил он, гадко ухмыляясь. — Что-то ты, Наташенька, поправилась, а ты, Маша, как-то осунулась.
Они заметили перемену в его облике. Сейчас в нем не было ничего сексуального — был в мешковатой черной куртке, в черных брюках, заправленных в высокие ботинки, а длинные волосы были убраны под черную кепку с длинным козырьком.
— А это кто? — Ляпнув первое, что взбрело в голову, Наташа ткнула пальцем в подозрительных парней.
— Армия Сатаны, — хмыкнул Марат. — Наши руки. Лучше не сопротивляться — они безжалостны ко всему, что движется.
Самый крупный из «армии» сложил руки на груди — девушки заметили татуировку в виде свастики, выскользнувшую из-под рукава куртки.
— За мной! — приказал он.
Наташа с Машей подчинились, понимая, что с такими противниками они вряд ли справятся.
Оки вышли на улицу и погрузились в мини-автобус с такими темными стеклами, что невозможно было разобрать, что происходит снаружи. Один из бритоголовых сел за руль, со скрежетом тронулся с места и так вдавил газ в пол, что всю компанию отбросило назад.
— Куда он так гонит? — не выдержав скорости, воскликнула Маша. Она не могла разобрать, что происходит, но слышала возмущенные сигналы водителей, которые бросались в разные стороны, освобождая дорогу психу в фургоне. — Мы же врежемся!
— Это и требуется, — снизошел до ответа Марат.
И тут это случилось. На бешеной скорости автобус въехал в стену, пассажиры улетели вперед, что-то громыхнуло. Последнее, что запомнили Маша с Наташе, — солоноватый привкус теплой и вязкой жидкости на губах, а еще пламя, клубы черного дыма и истерический женский крик.
«Чего она так орала? — тяжело, сквозь глубокий, мрачный сон подумала Маша. — Где я?»
Разлепив глаза, поняла, что находится на вокзале или в аэропорту. Кругом сновали люди — волновались, переругивались, толкались в длиннющих очередях.
— В Чистилище, — ответил кто-то.
Обернувшись, заметила незнакомую женщину, которая что было
— Маша, это Чистилище, — прошептала тетка. — А я — Наташа. Ты что, не помнишь меня?
От столь резких перемен у Маши помутилось в голове. Она с трудом поняла, что тетка — это Наташа. Наташа не была похожа ни на две свои земные личины, ни на ту Наташу, с которой она познакомилась здесь, в Раю. Женщину трудно было назвать красивой. На первый взгляд в ней не было ничего интересного — обыкновенный нос, небольшие глаза, заурядные губы, какие-то бесцветные волосы… Но, приглядевшись, Маша поняла, что в тетке было нечто особенное — то ли выражение лица, то ли блеск какой-то в глазах… Что-то, что делало ее привлекательной — чем дольше смотришь, тем больше нравится.
— Как я выгляжу? — засуетилась она.
— Ха-ха! — развеселилась Наташа. — Интересные вещи тебя волнуют. Я думаю, что скоро мы будем похожи на куски дерьма, так что можешь не беспокоиться.
Но она с удивлением признала, что Маша выглядит недурно. Простое милое лицо, ясные голубые глаза, блестящие каштановые волосы…
— Пришли в себя? — Марат возник незаметно, словно вырос из пола.
— Не знаю, в кого мы пришли, но, к сожалению, я тебя вижу и даже слышу… — сострила Наташа.
Марат оглядел ее с презрением, велел идти за ним и решительно попер через толпу, отпихивая неповоротливых и бесцеремонно толкая зазевавшихся. Под возмущенные окрики задетых и сбитых они проследовали к двери, открывавшейся в темный коридор. Почти в полной темноте, оживленной лишь сопением бритоголовых, они шли, и шли, и шли, пока в самом конце не забрезжил тусклый электрический свет.
Свет оказался фонарем — он освещал маленькую пристань, к которой был привязан плот. Усевшись на плоту в тесном кольце стражей, они поплыли. Маша с Наташей потеряли счет времени — казалось, они всю жизнь покачиваются на темной, гладкой воде, спускаясь вниз по течению мимо черных берегов. Наконец забрезжил рассвет. Пыльное, неумытое солнце осветило дома — серые одноэтажные развалюхи, завалившиеся друг на друга. Справа, где крутой берег рассекала спускавшаяся к воде тропинка, Марат велел гребцам остановиться. Промочив ноги, они выбрались на берег и пошли по мокрому от росы полю. Вышли к такой же убогой деревушке, как те, мимо которых они проплывали. Деревня тянулась вдоль дороги — оживленного шоссе, по которому с грохотом мчались грузовики. По другую сторону трассы виднелись уродливые многоэтажки, а прямо над самым старым домиком, больше походившим на хлев, тянулась эстакада.
— Поживете пока здесь. — Марат указал на дом под эстакадой. — А я сообщу о вашем прибытии.
Он кивнул соглядатаям, и те, недовольно косясь на девиц, удалились вслед за хозяином.
— Офигеть! — Наташа всплеснула руками. — Красотища-то какая!
Они вошли в дом — двери были открыты. Казалось, что давно — пока все не загадилось пылью, плесенью и гнилостью — в доме случился пожар. Стены были черные, с них свисали какие-то ошметки — в прошлом, возможно, обои, а на полу валялись груды разносортного мусора. Шаткий стол, стулья с растрепавшейся обивкой, табурет без ноги, две ржавые пружинные кровати — вся обстановка.