Уязвимость
Шрифт:
Мне почему-то неприятны слова Светы. Внутри гадко.
– Если мужчина заботится о своем ребенке, то он — второй сорт?
— Это только звучит здорово — “заботится”. А на деле… Каждая же хочет быть на первом месте. Ладно бы жил этот ребенок где-нибудь подальше, а то ведь он с ним живет. Нафиг такой геморрой чужого ребенка воспитывать? А потом мои дети будут делить его внимание с этим? Нет уж. Я молодая, найду себе еще нормального мужчину. Без этого всего довеска. Решила — никаких больше проблемных!
— Наверное, ты его не любишь?
— Ну почему? — скучающе наматывает на палец прядь Света. —
Значит, недостаточно. И я тоже — недостаточно. Вот Арина — достаточно для того, чтобы “уступить мне место” или принять меня безусловно. А я — нет. У меня есть условия. И мне кажется, что я уже схожу с ума, и этот диалог у меня совсем не со Светой, а с самой собой. А Света мне только причудилась. И гаденько мне становится уже от себя.
— А у тебя как на личном?
— Тяжело…
— Тоже сволочь?
— Да нет. Он… замечательный. Но…
— Ты тоже не номер один?
— Да.
— Ой, беги тогда. Найдешь себе еще нормального. Ты красотка.
А если я не хочу нормального? Хочу его, такого, какой есть. Ненормального. Вольтанутого. Куда бежать?
— Ладно, Свет! Рада была увидеть.
— С Наступающим!
— И тебя.
Низкие тучи видны даже несмотря на то, что уже стемнело. Вот-вот повалит снег.
На светофоре моя голова начинает кружиться опять. Вспоминаю, что так с утра и не поела нормально. В глазах темнеет. Рефлекторно слепо кладу ладонь на высокий капот машины, что остановилась перед переходом, Чувствую, как колени становятся мягкими, начинаю путать — где верх где низ…
— Девушка!
Чувствуя, что сейчас упаду, начинаю оседать, прямо на дороге.
Как нехорошо… Гудки… Кто-то подхватывает у земли.
Парень с девушкой, усаживают меня в эту самую машину. В моих глазах вспышки, и я плохо понимаю, что они говорят. Беспокояться, спрашивают.
— Спасибо… — бормочу я, окончательно вернувшись в себя. — Извините за беспокойство.
— Как Вас зовут?
— Саша.
— А меня — Таня. Быть может, в больницу? — кивает девушка на медицинский центр в переди. — Пусть давление измерят.
“Центр репродуктивной медицины” — читаю я зеленые буквы через дорогу.
— Вы не беременны?
От её вопроса внутри мне становится очень жарко.
— Я в первый месяц все время сознание теряла, — улыбается она, кладя руку на живот. — И не понимала, что происходит. Вот и подумала…
— Да, наверное из-за этого, — решаю не отрицать я, чтобы не вызывать у них еще больше вопросов. — Но все уже хорошо. А больницы уже не работают. Вы меня у ближайшей аптеки высадите, пожалуйста. Вот здесь, да… Я здесь близко живу.
— Может, Вы будущему папе позвоните, чтобы встретил? Он наверное, беспокоится. Не стоит Вам одной в таком состоянии.
— Да… конечно.
И опять мне навевает, что я говорю не с людьми, а с самой собой. Кирилл, конечно, беспокоится… Чувствую прямо сейчас, как бьется его сердце. Как я ловила это тревожное сердцебиение своей ладонью. Как он трепетно целовал потом мои пальцы.
Напомни-ка себе, Александра, почему его сердцебиение сейчас не в твоих ладонях? Потому что ты не хочешь растить “чужого ребенка”? Делить с ним внимание?
В аптеке покупаю пару тестов.
А что, если я и правда беременна?
И я поднимаю глаза к небу совершенно не понимая о
Кирилл не отказывался от меня…
Чувствую себя тупой куклой, которая потерялась в обрывках логики своих поступков.
Дома тикают настенные часы. Тиканье часов — звук одиночества. Одиночество в целом это же неплохо? Это плохо только тогда, когда где-то есть тот человек, на которого ты готов променять это своё одиночество.
До нового года каких-то три часа. А я одна и никакого праздника у меня не намечается. А почему?
Зажав в руке тест, сижу на кресле, не глядя на маленький экранчик с результатом. Наверное, перед тем, как попросить о чем-то судьбу, — опять смотрю я вверх, — стоит для себя понять чего именно я хочу.
И я сижу и ищу в себе ответы. И если отбросить всё… То честный ответ он очень простой. Я не хочу ничего решать сама. Я хочу, чтобы рядом был он и решал так, как умеет только он. И еще я хочу эти долбанные две полоски. Без всего, что стоит за ними дальше пока, об этом я даже не думаю, не пытаюсь прочувствовать. Но я ясно могу себе представить сколько счастья они могут принести моему любимому человеку. Поэтому хочу их. Потому что это заставит меня пренебречь всеми своими принципами и позволить ему вернуться в мою жизнь хоть каким-то образом. А значит, у нас возможно будущее. Может быть — не сразу. Может быть что-то изменится в нашей системе координат из трех переменных со временем. И еще я понимаю, что есть только одна женщина на свете, кроме меня, которая также сильно обрадуется этим двум полоскам. И это не мама… И я бы хотела разделить с Ариной свои чувства. Потому что, как только я исключаю в своих мыслях ее из этой системы координат, эти две полоски начинают пугать меня. А пока она включена в нее, мне спокойно и уверенно. Может, я тоже урод?
И я, естественно, понимаю, что ни на что повлиять сейчас не могу, да и никогда это особенно не помогало, но как в детстве загадываю, перед тем как узнать вердикт:
“Чтобы в итоге, все были счастливы в нашей странной семье “уродов”.
Переворачиваю тест, заглядывая на экранчик…
Эпилог
Меня больше ничего не наполняет. Чувствую себя сдутым шаром. Теперь так и будет. Надо привыкать.
В глазах ломит от усталости. Спать не получается. Мне не хватает тяжести на плече и запаха её волос. И еще очень не хватает — чувствовать через сон ее тонкие пальчики, которые иногда просыпались без хозяйки и пытались залатать шрамы на моём теле.
Зависнув в дверях кабинета смотрю на стол, мониторы… Пусть стоят. Смысла освобождать кабинет теперь нет. Сажусь в кресло полностью расслабляясь. На экране папка с ее видео. Я должен ее удалить. Навожу на нее курсор. И… не могу. Там произведение искусств из ее эмоций, взглядов, пластики… Удалить это — преступление. Но если я оставлю и буду смотреть, то это будет изнасилованием. Ведь она против. А я не насилую женщин. Даже виртуально. Снова навожу курсор. Кликаю по папке, вызывая панель управления. И… Завтра. Я сделаю это завтра. Пусть в этом году у меня останется еще немного “её”. Просматривать не буду, — обещаю я себе.