Уйти или остаться?

Стил Джессика

Ну и что ей делать после этого?! Она покраснела до ушей.

— Говорите за себя, мистер Каннингем, — резко прервала она его.

Она уже была готова уехать. Пропади он со своими пометками!

Барден взглянул на нее, слегка озадаченный, потом издал смешок:

— Джентльмен бы пропустил это мимо ушей, но…

— Но вы не джентльмен, — закончила она за него.

— Вы предпочитаете, чтобы я лгал и позволил вам лгать?

— Я ничего не предпочитаю, я еду домой! — взорвалась она, ненавидя его вместе с его проклятой софой.

Пытаясь найти

опору, она опустила руки рядом с собой. При этом одна рука оказалась у него на бедре — с очень хорошо развитыми мускулами. Как ошпаренная, она отдернула руку.

— Не стоит прощаться так враждебно, — сказал он мягко.

— Барден… — беспомощно прошептала она. Он уезжает завтра на две недели, на две злосчастные, мучительные недели, и она не хочет, чтобы они расстались врагами, пронеслось у нее в голове.

— Не поцеловаться ли нам и не помириться ли? — поддразнил он.

Лучшее из всех предложений на свете!

— Только если вы не будете обвинять меня в излишней отзывчивости, — фыркнула она, радуясь прикосновению его губ к своим.

Он уезжает. Две бесконечно длинные недели! Только об этом она и думала, когда он обнял ее.

— Мне будет не хватать тебя, когда я уеду, — прошептал он у ее рта.

Ничего прекраснее ей никто не говорил. Она хотела сказать, что ей тоже будет не хватать его, но робость помешала, момент был упущен — он снова завладел ее губами, и она не смогла бы ничего сказать, даже если бы не была робкой.

— Барден, — задыхаясь, произнесла она его имя.

— Эмми, — пробормотал он — только это, и ничего более.

Ничего более и не требовалось. Голова его снова приблизилась, он заглядывал в ее теплые карие глаза.

Он снова целовал ее, сначала нежно, потом — со все нарастающей страстью, прижимая к себе все крепче, чувствуя ее отклик, открывая ее губы своим языком. Прильнув к нему, растворяясь в его объятиях, Эмми позабыла обо всем на свете.

Она хочет его, хочет всеми клеточками своего тела. Они одновременно улеглись, погрузившись в многочисленные подушки софы. Прижались друг к другу: тело к телу, бедра к бедрам.

Мягкими, едва уловимыми касаниями Барден поглаживал ее, и, когда его пальцы начали расстегивать молнию на ее платье, Эмми не испытала ни малейшей тревоги. Она поцеловала его, а он, не торопясь, снял с нее платье. В висках стучало от нарастающего возбуждения. Она расстегнула его рубашку, смутно припоминая, что встречал он ее в легком свитере, который куда-то исчез.

— Ты прекрасна, Эмми, так прекрасна! — выдохнул он, любуясь ею. Она ответила ему улыбкой, обещающей все на свете, и он снова опустил голову, покрывая ее бесчисленными поцелуями, рукой проводя по правому плечу и отодвигая в сторону бретельку бюстгальтера.

Барден поцеловал прохладную кожу ее плеча, потом его губы спустились к груди. Ее охватило смущение, когда он, лаская грудь, расстегнул бюстгальтер.

— Барден! — воскликнула она хрипло.

— Это «стой»? — мягко спросил он. Она снова растаяла.

— Я… я не привыкла к такому, — сказала она, с трудом дыша.

— Знаю, —

ответил он понимающе.

— О, Барден! — вздохнула она, а он отбросил бюстгальтер.

— Можно мне посмотреть? — спросил он. Она чуть не сказала, что любит его. Но вместо этого, еще раз проглотив комок в горле, спросила:

— Можно мне тоже посмотреть? — и полюбила его еще сильнее, когда он понял и это, потому что снял рубашку, и Эмми смогла созерцать его широкую грудь — чистую, с маленьким островком темных волос. — О! — прошептала она и была благодарна за то, что он не спросил, что означает это «О!».

Вместо этого он опустил взгляд к ее теперь совсем открытым грудям.

— О, Эмми, — пробормотал он, — Эмми, солнышко… — склонился и поцеловал ее трепещущие губы, и она ощутила теплоту его обнаженной кожи.

Наверное, он еще раз выдохнул ее имя, но она не была уверена, потому что, целуя ее, он все ласкал и поглаживал упругие выпуклости ее груди, и желание нарастало и нарастало в ней. Она хочет его, больше всего на свете она хочет его. Любит и хочет его…

Он начал покусывать кончики ее грудей и по тому, как она впилась ногтями в его спину, должен был понять, что она до безумия жаждет его.

Они снова лежали совсем близко, и, когда их ноги переплелись, она поняла — как ни странно, без всякой паники, — что он успел расстаться со своими брюками. Самое время отступить назад. Но в ней пробудилось новое существо — страстная женщина, восторженно проводящая пальцами по его груди, наслаждающаяся прикосновениями к нему. Она накрутила его волосы на палец, потянула и услышала стон желания. Его руки оказались у нее на спине, спустились ниже. Если на ней были колготки, а они были, то теперь и они исчезли.

Тепло его рук, проникших в трусики, рождало новые ощущения, заставляя вцепиться в его спину. Возглас радости вырвался у него, он притянул ее на себя. Они лежали, сплетясь в единое целое, она целовала его.

Из какого-то далека она услышала звонок телефона, но он не имел никакого отношения к ней и Бардену. Она поцеловала его, касаясь языком его губ, так, как раньше делал он. Телефон продолжал звонить. Она остановилась.

— Пусть себе… повтори еще, — потребовал Барден.

Эмми была счастлива подчиниться. Она прижалась к нему, целуя, и услышала стон, который, даже при ее неискушенности, сразу восприняла как знак неодолимого желания довести их ласки до конца. Его руки прижали ее еще крепче, и если бы не непрекращающийся трезвон, Эмми бы капитулировала.

Но этот телефон, стоявший рядом на столе, все звонил.

Эмми протянула руку к навязчивому аппарату, еще не решив, хочет ли прервать его звонки или, по устоявшейся привычке, соединить Бардена со звонящим, чтобы тот сам попросил оставить их в покое. Она подняла трубку и, пытаясь передать ему, пронесла мимо своего уха.

Прорываясь через помехи связи, раздался оживленный мужской голос:

— Барден, хватит соблазнять свою секретаршу, лучше поговори со мной! — Ледяная волна накрыла ее с головой.