Уйти красиво

Здравствуйте. Меня зовут Никита Огоньков. Мне пятнадцать лет, хотя наверняка сказать не могу. Кажется, пятнадцать. Или шестнадцать.

Как вы, полагаю, уже догадались, я — нелегал. Точнее, был им еще вчера вечером.

Нет, не думайте, меня не поймали. Я пришел сам. И вообще — ловят больше тех, кто рискнул скрываться от утилизации. Среди нелегалов таких очень мало. Утилизация отыскивает их быстро — ведь о них остаются сведения в системе. Ну а даже если им удается скрываться, долго это не длится — через несколько лет внешность их все равно выдает.

Другое

дело с теми, кто уже родился вне закона. Нас в системе нет.

Думаю, все вы прекрасно знаете, что женщина, которой осталось меньше девятнадцати лет до срока, не имеет права рожать. Она обязана сделать аборт. Чтобы несовершеннолетние дети не оставались сиротами. Но некоторые все равно рожают, ясное дело — втайне. Так вот и появляются такие, как я. Нелегалы.

Грубо говоря, нас вроде бы и не существует. У нас нет никаких документов, а значит — и никаких прав. Ни на что. Включая право на жизнекарту. Ну а если нет прав, значит, не может быть и обязанностей. Например, нам в почтовый ящик никогда не кинут повестку явиться в центр утилизации. Впрочем, почтового ящика у нас тоже нет — ведь для этого нужен свой дом.

Вы, наверное, задаетесь вопросом — как я оказался здесь, в самом дорогом, самом престижном центре утилизации "Уйди красиво"?

Это долгая история. И начну я рассказ с ответа на вопрос "для чего".

Мне не нужно шикарных развлечений на последние два часа жизни. Меня не интересуют девочки, тропический пляж, выпивка, прогулки на гидрофлаере или околоорбитном челноке и всякая прочая экзотическая дорогостоящая дребедень. Конечно, я понимаю, что "Уйди красиво" именно на этом и делает основной бизнес, но… Пусть этим наслаждаются другие. Этим — и дурацким желанием хоть на пару часов прославиться перед смертью — появиться в прямом эфире перед всей страной. Можно подумать, что сам акт утилизации здесь, в "Уйди красиво", отличается от процедуры обычного муниципального центра. Ха! Вкалывают ведь и тут, и там одно и то же. Только там — бесплатно, хотя и не в такой шикарной обстановке. Но — какая разница, где умирать?

Так вот. Я здесь потому, что только "Уйди красиво" транслирует последние часы своих дорогих клиентов в прямой эфир. Все их причуды. И моя причуда — чтобы вы послушали историю сироты-нелегала, за которую он заплатил двумя годами жизни.

— Ну и ерунда, — мрачно протянул режиссер.

— Что делать? Что делать-то будем? Это же полный провал! А парень — идиот! Такие деньги заплатил за два часа потрепаться перед камерой? Через пять минут зрители просто переключат на другой канал, и… Катастрофа, надо что-нибудь срочно придумать! — восклицал ассистент, суетливо носясь по студии.

— Да успокойся ты, не мельтеши, — устало отозвался режиссер. — Ну да, упадут у нас рейтинги. Так ведь это только на сегодня. Зато завтра намечается кое-что поинтереснее, чем эта трепотня. Клиент выпрыгнет из самолета — с большой высоты. И без парашюта. Свободный полет перед смертью, каково? Инъекция сработает, когда останется сто метров до поверхности. А, может, и не сработает…

— Так

это завтра. А сегодня-то что делать? На рейтинги, на рейтинги-то поглядите! — продолжал причитать ассистент.

— Рекламой окупим, — отмахнулся режиссер. — Черт с ним, с рейтингом. Не смертельно. Прогоним дополнительные ролики, получим побольше денег. Кстати, давайте-ка прямо сейчас первый блок и запустим.

— А пацан?

— Да пусть треплется. Никто и не заметит. Думаешь, кому-то интересно про его несчастное детство слушать?

…Наверное, меня Игорь на свалке заприметил. Он частенько туда со строек мусор на грузовике привозил. Не знаю, почему именно меня забрал — ведь нас там человек восемь работало.

Да, да, находятся и такие, кто дает нелегалам работу. Еще бы — ведь нам можно платить в два, а то и в три раза меньше, чем остальным. А можно и вообще не платить. Жаловаться никто не будет.

На последнем моем месте работы, например, никогда не платили. Мы мусор сортировали и по расщепителям разносили, а нам за это разрешали оставлять себе все что захотим. На свалке той мы кормились, одевались и ночевали. На зиму нам даже несколько контейнеров пустых оставляли, чтоб мы в мороз жить там могли.

Если кому чего не нравилось — ответ один: гуляй на все четыре стороны. За твое место пять нелегалов драться будет.

Что, впрочем, и случалось частенько. Как-то раз одного паренька подкараулил здоровый бугай, избил чуть не насмерть и остался вместо него. Паренек тот потом приходил, пытался жаловаться — да все без толку. Хозяева, пока он не явился, подмены даже и не заметили — они нас, кажется, и не различали. И кто из нелегалов на свалке работает — им тоже было все равно, лишь бы мусор в срок сортировали.

Бывали и такие, кто пробовал возмущаться. Ответ был всегда один: "Хочешь, чтоб я позвонил в утилизацию?"

А этого никто не хочет. Хоть и не живешь вовсе, а выживаешь, как зверье какое дикое, прячешься ото всех на свете, боишься оказаться не в то время не в том месте, мерзнешь и голодаешь, всегда молчишь и все терпишь…

В общем, тем вечером, когда Игорь меня к себе привел, я просто ошалел. Я в доме-то жилом не был с тех пор, как мать умерла. Только в окошки иногда заглядывал и представлял, как это — жить там, внутри.

На улице, как сейчас помню, морозец такой уже крепкий по вечерам стоял. Оно и понятно — середина ноября ведь. А в доме так тепло! И едой пахнет.

В прихожей нас встретила Астра. Мне сразу показалось, что она чем-то на маму мою похожа, хоть и не помню я ее совсем — только фотографию на могиле пару раз видел, когда на кладбище удавалось проскользнуть.

Астра сначала на Игоря посмотрела — вопросительно так, а потом — на меня. Спросила:

— Голодный?

А я и ответить не смог — комок в горле. Вроде, я ей кивнул. А, может, и нет. Мне тогда было очень неловко — вокруг все такое чистенькое, аккуратное, а я — такой грязный, ободранный, да еще, хоть сам давно принюхался, но ведь знаю, что помойкой воняю. А Астра даже и не поморщилась.