Уж замуж невтерпеж
Шрифт:
Она обернулась, у нее был длинный, с горбинкой нос, широкие плечи, мужской голос и дурацкий хвост. Это была не мама.
– Зачем ты вешаешь шторы? – спросила я не маму.
– Кто-то же должен их повесить, – ответил хвостатый.
– А почему вы лезете в мою жизнь?
– Лезу? – удивился он. – Да нет, это вы лезете в мою!
– Я? – заорала я. – Ты даришь моему ребенку сучку за тысячу баксов, вешаешь шторы в моем доме, а я – лезу в твою жизнь?!!
– Лезешь. У меня совещание, а я вешаю дурацкие шторы. Мужика-то нет в этом доме! – он засмеялся и спрыгнул
– Собаку твоему ребенку я подарил, чтобы ты поучилась радоваться. Ты не умеешь. Даже Ива умеет, а ты не умеешь! Ты трусливая, слабая дура.
– Дура?
– Дура.
– Тогда гони коляску для Ивы, мне на нее пахать и пахать.
– Ей не нужна коляска, ей нужна шуба, – сказал он и пропал. Я не успела ему сказать, что мне не помешают новые сапоги. На шпильке, с острым носком, как у Сорокиной.
Утром в агентстве на меня все как-то странно смотрели. Все – Толик, Деля, Жанна с Сорокиной, и даже начальник отдела связей со СМИ. Я осмотрела свою одежду, но ничего подозрительного не обнаружила: «скромненько, но чистенько». Порассматривала физиономию в зеркале – ни рогов, ни усов. Почему-то Деля, здороваясь со мной, сказала:
– Здравствуйте, Лора Васильевна!
Я обиделась, потому что никто никогда не называл меня по отчеству, даже в институте. Добил меня Толик.
– Лора Васильевна, – чуть не с поклоном сказал он, – вас Андрон Александрович просит зайти к себе в кабинет.
На меня напала нервная икота. Скорее всего, будет разбор вчерашних полетов в оркестровую яму, но при чем тут я?!..
Андрон сидел в кресле, в ногах у него стояла бутылка с безумно сиреневым ликером. Только ликеры бывают таких неестественно красивых цветов. «Разве мужики пьют ликеры?», – подумала я, но вспомнила, что Андрон не так, чтобы мужик.
– Как это вам удалось? – мягко и доброжелательно воскликнул Андрон.
– Это не совсем только я, – залепетала я. – Сорокина как грохнулась в барабаны, так все наперекосяк.
– Да при чем здесь барабаны, говорят, это вы все придумали! – вкрадчиво сказал Андрон.
– Я?!!
– Не скромничайте! Откуда вы знали, кому нужно отдать главный приз? У вас была информация, что его дочь в зале?
– Информация?
– Не хотите говорить, – грустно вздохнул он, и потихоньку отхлебнул из бутылки. – Ну и пусть, пусть это будет вашей маленькой тайной.
– Тайной?
– Все равно спасибо, Лора Васильевна! У нашего агентства еще никогда не было клиента такого уровня, такого масштаба!
– Не было?! – обалдела я.
– Нет.
Он подскочил, и плавный как тигр заходил от окна к двери.
– Девочке понравилось представление! Она смеялась до слез. Няня сказала, что несколько грубо, такой тупой американский юмор, но ребенок давно так не смеялся, так не хохотал!
– Это Сорокина в своем презервативе...
– При чем здесь Сорокина? Победа в конкурсе и главный приз произвели на девочку такое впечатление, что она все уши папе прожужжала.
– А как же госпожа Булгакова, не обиделась?
– Обиделась? Она получила
– Это все Сорокина, она в барабаны упала!
– При чем тут Сорокина? Теперь у нас много работы, и конечно, самая главная – вам! И другие деньги! Другие деньги!
– Валяйте, – вдруг фамильярно ляпнула я.
– Значит так, ваш Балашов хочет, чтобы мы...
– Мой?
– Ваш, не скромничайте. Это уже всем известно!
– Мне не очень, – пробормотала я.
– Ой, у вас так мило все получается! Ходите, дурачитесь, пальмы моете...
– Да, я такая, – сказала я потому, что нечего было сказать.
– Я распорядился, вам приготовили отдельный кабинет. Идите, устраивайтесь на новом месте. Комната 204. Там зеркало, компьютер. Там пальма, наконец, вы их любите. В два совещание, ждем вас, обсудим план дальнейшей работы.
– А там пропылесосили?
Он потрогал свой чубчик, хлебнул ликер и плавно сел в кресло.
– Конечно! Ира знает свою работу. Но если вам не нравится качество уборки, я ее уволю!
– Что вы! – испугалась я, – Я пошутила, я всегда шучу!
– Ой, вы такая милая! – он заискивающе засмеялся.
Что произошло там с этим призом? Кто подкинул идею, что неспроста я отдала его маленькой беленькой девочке? Но не бегать же и не доказывать всем, что я не любовница Балашова. Лучше попытаюсь выяснить, кто такой этот Балашов.
Андрон не обманул, в 204 были и зеркало, и компьютер, и пальма; кажется, ее притащили из коридора. Там была даже кофеварка и личный телефон. Я развалилась в глубоком кресле и не знала, чем заняться. Вчера нам Толик раздал новый сценарий, но должна ли я учить его, будучи обладательницей отдельного кабинета и являясь любовницей Балашова, я не знала.
Я позвонила своей крутой подруге Нэльке.
– Нэлька, – сказала я, – займи мне тысячу долларов на три месяца. Я отдам, у меня теперь работа хорошая.
– А на фига тебе столько? – удивилась Нэлька.
– Ребенку на подарок.
– Ну ни хрена себе! Я своему такие подарки не дарю!
– Так ты займешь?
– Лорка, – вздохнула крутая Нэлька, – у меня шило с деньгами. Банку кредит отдаю.
Другого ответа я не ожидала. У Нэльки всегда с деньгами шило, она если не кредит отдает, то покупает дачу в Испании. Или во Франции, я точно не помню.
– Ну и ладно, – вздохнула я.
– А что за подарок-то? – крикнула любопытная Нэлька, но я положила трубку.
Подумав, я позвонила на мобильный Зое Артуровне:
– Здравствуйте, это Лора, ваш тренер!
– Что-то случилось? – всполошилась Зоя, – Тренировки не будет?
– Случилось. Фига с деньгами.
– Что? – не поняла Зоя.
– Не надо придерживать для меня щенка! – крикнула я. – Денег нет, банку кредит отдаю.
– Вы?! – поразилась Зоя Артуровна. Я положила трубку. Хорошего же все обо мне мнения: одна не может понять, зачем такой как я аж тысяча долларов, другая не верит, что банк может дать мне кредит.