Ужас в Белом Доме
Шрифт:
Больше в конверте не было ничего.
— Как раз то, что мне нужно! — Римо с силой швырнул книгу в угол комнаты. — Наверняка Смитти прислал — для чтения на ночь!
Сидевший в углу Чиун вздохнул.
— Медитировать, находясь в одной комнате с тобой, стало решительно невозможно. Ты кричишь в телефон на сумасшедшего императора, бегаешь по стенам, топая, словно слон, и пыхтя, подобно пароносу...
— Паровозу, — поправил Римо автоматически.
— ...и разговариваешь в дверях с какими-то мальчишками. Нет, с меня довольно. — Чиун вскочил на ноги, словно язычок огня, вырвавшийся
— Это отчет, который сочинило правительство, когда президента Кеннеди убили.
— Почему они называют его покушением? — Чиун вперил в обложку недоуменный взгляд. — Обычное пошлое убийство...
— Не знаю, — сказал Римо. — Я у них не спрашивал.
— А ты эту книгу уже читал?
— Нет. Я поклонник легкого чтения. Шопенгауэра. И Ницше.
— Кто этот Шопенгауэр и кто именно ниже его?
— Что «кто именно»?
— Ты только что сказал «Шопенгауэра и ниже».
— Не бери в голову, — Римо махнул рукой.
— Книги помогают человеку возвысить разум, — заметил Чиун, отвернувшись в сторону. — А в твоем случае, наверное, это единственный оставшийся путь.
Открыв книгу на середине, он заглянул в нее.
— Это очень хорошая книга, — сказал он после минутной паузы.
— Рад, что она тебе понравилась. Бери ее себе. От меня. В подарок.
— Это очень мудро с твоей стороны. Ты еще не вполне безнадежен.
— Вот и наслаждайся. А я ухожу.
— Я попытаюсь пережить это.
В вестибюле Римо нашел в телефонной книге номер Службы безопасности. Порылся в карманах, но напрасно — монетки в десять центов у него не было.
Заметив неподалеку рассыльного, который принес в номер конверт, Римо поманил его пальцем. Тот подошел нехотя, словно боясь, что Римо опомнился и потребует назад свои щедрые чаевые.
— Дашь взаймы десять центов, приятель?
— Охотно, сэр.
Выудив из кармана монету, парень протянул ее Римо.
— Я человек не бедный, — Римо подмигнул ему. — Отдам при первой возможности.
По-видимому, в руководстве Службы еще не до конца прониклись идеями новой политики открытых дверей. И когда Римо вознамерился известить руководство Службы о готовящемся покушении на президента страны, вместо нужного ему кабинета он оказался в маленькой комнатке, где четверо мужчин принялись расспрашивать его, кто он, откуда и по какому поводу здесь находится.
— Когда у вас возник этот план?
— Какой план? — не понял Римо.
— Советую не умничать.
— Да я и не собираюсь. А то буду уж слишком выделяться среди вас.
— Видимо, придется вам здесь задержаться.
— Послушайте. Я ищу только одного человека. Я забыл, как его зовут — у него еще привычка беспрерывно глотать таблетки. Нелады с желудком или что-то вроде того. Я как раз вчера с ним беседовал.
— Бенсона, что ли?
— Наверное. Я приходил к нему вчера по поручению Комиссии конгресса.
— Значит, вы работаете в Комиссии?
— Да.
— В какой именно?
— В комиссии Палаты по неотложным делам. Шестой секретарь.
— Такой не знаю.
— Если не трудно, позвоните Бенсону!
Когда спустя десять минут Римо вошел в кабинет
— Д-доб... — оборвав приветствие на полслове, он икнул и закашлялся.
— Выпейте воды, — предложил ему Римо. Бенсон, тяжело дыша, пододвинул к себе стакан. — А я думал, Чиун отучил вас от таблеток. Что, совет насчет яйца не помог?
— Помог. Я целый день великолепно себя чувствовал. Но сегодня опять все пошло наперекосяк — и вот, нате...
— А вы не сдавайтесь, — посоветовал Римо. — Первые несколько недель самые трудные.
— Да, попробую снова. Вот только разберусь со всеми этими бумагами...
Римо окинул взглядом пачки бумаг по футу высотой и понял, что Бенсон никогда не слезет с таблеток. Ему вечно будет что-то мешать. Слишком много работы, слишком плохая погода, слишком капризная жена — у него всегда найдется тысяча поводов, чтобы отложить новую жизнь на завтра. Он так и будет принимать эти таблетки, уверенный, что лекарства облегчают его существование. И приближают смерть.
— Я могу вам чем-то помочь?
Бенсон наконец откашлялся.
— Вы, конечно, знаете, что президенту угрожали. И что завтра на него будет совершено покушение.
Бенсон на секунду встретился глазами с Римо, затем, отведя взгляд, кивнул.
— Знаем, разумеется. И занимаемся только этим. Только... я не совсем понимаю, откуда об этом известно вам?
— Конгресс, — Римо пожал плечами.
— Если бы в Конгрессе знали об этом хоть что-нибудь, это тут же просочилось бы в газеты. Вообще, простите, кто вы такой?
— Да это неважно, — досадливо махнул рукой Римо. — Мы с вами делаем одно дело — и это главное. И поэтому мне хотелось бы побольше узнать о тех деньгах, что вы выплачивали этим мерзавцам.
Нервно сглотнув, Бенсон покачал головой.
— Не думаю, что имею право выдать вам эту информацию.
— Я могу позвонить президенту и попросить его, чтобы он отдал вам такой приказ, если вам так легче.
Римо холодно посмотрел на Бенсона. Бенсон поднял на него воспаленные, с покрасневшими белками глаза — глаза человека, который еще в юности усвоил привычку трудиться на износ и только недавно понял, что именно таких людей глубже всего засасывает болото бюрократии, заваливая их бумажной работой до тех пор, пока их не покинут силы. Пачки бумаг на столе Бенсона перестанут расти, когда в управлении кадров случайно обнаружат свидетельство о его смерти трехмесячной давности.
— Думаю, не обязательно это делать, — произнес наконец Бенсон. — В конце концов, в том, что я поделюсь с вами этой информацией, наверняка не будет большого греха.
Продолжение беседы с Римо означало, что Бенсону удастся избежать по крайней мере двух телефонных звонков, отложить на завтра рассмотрение полудюжины документов и главное — не ломать дома над обсуждаемой проблемой голову. Согласие Бенсона было, безусловно, служебной ошибкой, но люди в его положении хватаются за любой повод, чтобы хотя бы на минуту оторваться от дел. Вот так разрушаются империи, подумал Римо. Рутинная работа убивает бдительность.