Ужас в музее
Шрифт:
— Я не думал, что ты сочтешь нужным посвящать в дело подчиненного, но мне показалось, что тебе следует немедленно прочитать эту статью.
Он извлек из кармана журнал, взятый у доктора Макнейла, и вручил Кларендону.
— Страница пятьсот сорок два — увидишь там заголовок «Черная лихорадка побеждена новой сывороткой». Статья написала доктором Миллером из Филадельфийского университета, и он считает, что опередил тебя с твоим препаратом. Публикация обсуждалась сегодня в клубе, и Макнейл считает приведенную там аргументацию весьма убедительной. Будучи юристом, а не медиком, я не могу судить о подобных предметах, но, во всяком случае, я решил, что тебе не следует упускать возможность ознакомиться
Кларендон резко прервал губернатора:
— Я собираюсь сделать укол сестре — ей нездоровится, — но потом я посмотрю, что там пишет этот шарлатан. Я знаю Миллера — чертов подхалим и невежда, и я сомневаюсь, что при своих жалких умственных способностях он мог украсть мою методику, воспользовавшись скудными обрывочными сведениями, почерпнутыми здесь.
Внезапно внутренний голос предупредил Далтона, что Джорджина ни в коем случае не должна получить инъекцию предназначенного для нее препарата. Было в нем что-то подозрительное. Судя по ее словам, Альфред потратил непомерно много времени на приготовление раствора — гораздо больше, чем требуется, чтобы развести таблетку морфина. Он решил по возможности дольше задержать доктора и исподволь выяснить его умонастроение.
— Очень жаль, что Джорджине нездоровится. А ты уверен, что инъекция поможет? Или хотя бы никак не повредит ей?
Кларендон судорожно дернулся, и Далтон понял, что попал в самую точку.
— Повредит? — выкрикнул доктор. — Не пори чушь! Ты знаешь, что Джорджина должна быть совершенно здорова — идеально здорова! — чтобы послужить науке, как подобает представительнице семейства Кларендонов. Она, по крайней мере, понимает, сколь высокая это честь — быть моей сестрой. Ни одна жертва, принесенная ради моей работы, не кажется ей чрезмерной. Она жрица истины и научного прогресса, как я — их жрец.
Он прервал свою истерическую тираду и, слегка задыхаясь, уставился на Далтона безумным взором. Внимание его явно переключилось на другой предмет.
— Однако дай-ка я взгляну, что там пишет этот чертов шарлатан, — продолжил доктор. — Если он думает, что может ввести в заблуждение настоящего врача своей псевдомедицинской риторикой, значит, он даже глупее, чем я полагал!
Кларендон нервно пролистал журнал в поисках нужной страницы и начал читать, крепко стиснув шприц в руке. Далтон задался вопросом об истинном положении вещей. Макнейл заверял, что автор публикации является авторитетнейшим медиком и что, какие бы ошибки ни содержались в статье, за ней стоит человек талантливый, эрудированный, абсолютно честный и искренний.
Наблюдая за доктором, Далтон увидел, как побледнело его худое бородатое лицо. Большие глаза засверкали, и длинные тонкие пальцы впились в страницы с такой силой, что те захрустели. На высоком желтоватом лбу, под линией редеющих волос, выступил пот. Спустя минуту Кларендон, задыхаясь, рухнул в кресло, недавно оставленное гостем, и продолжал жадно читать. Потом раздался дикий вопль, подобный крику затравленного зверя, и доктор повалился лицом на стол, сметая выброшенными вперед руками книги и бумаги, когда сознание его угасло, точно пламя свечи, задутое ветром.
Далтон, бросившись на помощь другу, подхватил за плечи худое тело и осторожно откинул на спинку кресла. Увидев на полу рядом с кушеткой графин, он плеснул воды в искаженное лицо и с облегчением увидел, как большие глаза медленно открылись. Теперь они не горели безумным огнем, но смотрели глубоким, печальным и совершенно ясным взором, и Далтон исполнился трепета перед лицом трагедии, постичь глубину которой не надеялся и не осмеливался.
Золотой шприц доктор по-прежнему стискивал в левой руке,
— Спасибо, Джимми, со мной все в порядке. Но мне еще многое нужно сделать. Недавно ты спросил меня, не повредит ли Джорджи этот укол морфия. Теперь я могу точно сказать, что ейон не повредит.
Он повернул маленький винтик на шприце и положил палец на поршень, одновременно левой рукой оттянув кожу у себя на шее. Далтон испуганно вскрикнул, когда доктор молниеносным движением правой руки впрыснул содержимое шприца в валик оттянутой кожи.
— Боже мой, Ал, что ты наделал?
Кларендон мягко улыбнулся — улыбкой покойной и смиренной, столь не похожей на сардонические ухмылки последних недель.
— Ты сам все понимаешь, Джимми, если еще не утратил мыслительных способностей, позволивших тебе стать губернатором. Надо полагать, из моих записей ты уразумел достаточно, чтобы признать, что мне ничего больше не остается. Ты неплохо успевал по греческому в университете, и у тебя наверняка не возникло особых трудностей с переводом. Могу сказать лишь одно: все это правда. Джеймс, я не хочу перекладывать свою вину на чужие плечи, но справедливости ради считаю нужным сказать, что в это дело втянул меня Сурама. Я не могу объяснить тебе, кто он такой и что собой представляет, ибо сам толком не знаю, а то, что мне известно, нормальному человеку лучше не знать. Скажу лишь, что я не считаю его человеческим существом в полном смысле слова и не уверен, что он является живым организмом в нашем понимании. Ты думаешь, я несу вздор? Хотелось бы мне, чтобы так оно и было, но весь этот кошмар совершенно реален. Я начинал свой путь с чистыми помыслами и благородной целью. Я хотел избавить мир от лихорадки. Я предпринял попытку и потерпел неудачу — ах, боже мой, если бы только у меня хватило честности признать свое поражение! Не верь моей прежней болтовне о научных достижениях, Джеймс, — я не нашел никакого антитоксина и даже близко не подошел к открытию оного!
Не изображай удивление, дружище! Бывалый политический боец вроде тебя наверняка навидался в жизни подобных разоблачений. Говорю тебе, я даже не приступал к работе над противолихорадочным препаратом. Но мои исследования приводили меня в разные странные края, и там, как на грех, мне довелось наслушаться рассказов еще более странных людей. Джеймс, если ты желаешь добра ближнему, посоветуй ему держаться подальше от древних, потаенных областей Земли. В забытых богом уголках планеты таятся великие опасности — там из поколения в поколения передаются знания, которые не идут на пользу простым смертным. Я слишком много беседовал со старыми жрецами и мистиками и в конце концов возымел надежду достичь темными путями всего, чего не сумел достичь законными.
Не стану объяснять, что именно я имею в виду, ибо, посвятив тебя в подробности, я бы уподобился старым жрецам, погубившим меня. Скажу лишь одно: с тех пор как мне открылось тайное знание, я содрогаюсь при мысли о нашем мире и испытаниях, выпавших на его долю. Наш мир бесконечно стар, Джеймс, и он пережил не одну страницу своей истории еще до зарождения знакомых нам форм органической жизни и связанных с нею геологических эпох. Страшно подумать: целые циклы эволюции, с живыми существами и расами, с вековым опытом, знаниями и болезнями — все это отжило свой срок и исчезло еще прежде, чем первая амеба зашевелилась во глубине тропических морей, как это описывает современная геология.