Ужасное сияние

Платт Мэй

Нейт вообще-то умел выживать. И первые дня два ему везло, он находил дикие бананоягоды, кислолук, один раз довелось зажарить крупного, больше ступни, таракана. Так себе пища, но лучше ряски. Уже три дня — только она.

Нейт видел в ответвлении большой трубы — словно ветка дерева, идущая от ствола, — нескольких крыс, но твари сбежали, когда он запустил в них камнем. Попадались хитрющие твари-голуби, наглые и крупные, как будто дразнили пернатыми задницами, противно курлыкали.

Пару часов назад Нейт приметил стадо бизонов, от вида огромных туш желудок заныл сильнее прежнего, но он не настолько сошёл с ума, чтобы лезть к весящим под тонну стадным тварям. В ручье рыбы не водилось. Вот тебе и авгур, вот тебе и особенный. Попадёшь

в телепорт, оставленный кем-то из этих самодовольных уродов из полисов — и выбирайся, как знаешь.

Нейт задрал грязную и рваную футболку, потрогал живот — тот совсем прижался куда-то аж к позвоночнику. Рёбра торчали, как у дохлого цыплёнка, провалявшегося на жаре неделю или две.

От боли в пустом желудке и жалости к себе Нейт тихонько заскулил, как будто это могло помочь. Нужно идти. В серых развалинах наверняка есть гнёзда, голубиные — точно, а может, и заячьи, если повезет — он найдёт яйца, или птенцов, или маленьких, ещё не покрытых толстой кожей зайчат, которых можно даже сожрать сырыми. Он потёр впадину живота, заставляя себя идти дальше. Большая труба упёрлась в холм — когда-то здесь был, похоже, тоннель, но теперь он зарос вездесущей ряской так плотно, что пришлось бы продираться с ножом. Сил не хватало. Нейт поднял голову, жмурясь в красновато-жёлтых лучах солнца: скоро закат, как раз успеть обойти холм. Или — он не такой уж и высокий — забраться наверх и спуститься с другой стороны. Вроде холм должен быть пологим, без отвесных скал. Ещё бы сил хватило.

Нейт зачерпнул ряски — зелёная водянистая трава расползлась по пальцам, как плевок, — и стал подниматься. Из-под подошв дырявых башмаков выкатывались камни. Сизые громады заброшенного города нависли как будто ближе. Что-то прохладное ткнулось в пятку — прямо в дыру над подошвой. Нейт вскрикнул. Ядовитый паук, дикая муропчела — да мало ли дряни в Пологих землях! Он отпрыгнул — чтобы получить ещё один характерный «тычок», как будто тонкие пальцы норовили пощекотать кожу, а потом, скребясь тупыми ногтями, воткнуться внутрь. Поед-трава.

— Ма-ать твою, — простонал Нейт. Дикая поед-трава, рассказывали дома, может даже человека сожрать. Тут её никто кислотой не поливает.

Надо вернуться и обогнуть полянку, заросли не слишком обширны: эта штука всегда растёт от одного «корня», а значит… Нейт сделал пару шагов и уставился в центр небольшой ямки, покрытой действительно похожими на иссохшие пальцы коричневато-красными колючками. Поед-трава сегодня, в отличие от него, не осталась без добычи. Прямо посередине лунки бился огромный жирный заяц, пытался взлететь, но побеги уже разорвали кожистые крылья, быстро проникали в брюшко — рыжевато-белая шерсть стала тёмной от крови, из дыры выглядывала петля кишок. Поед-трава особенно любила потроха.

«Еда», — подумал Нейт. Жирнющего зайца ему хватило бы на несколько дней. Несмотря на медный запах крови с явной примесью заячьего дерьма, рот наполнился слюной.

«Дикая поед-трава»… Но уступать добычу какой-то дурацкой траве Нейтан не собирался.

— Ладно, щас посмотрим.

Поед-трава реагирует на живое. На тёплую кровь, на мясо.

Нейт её тысячу раз выпалывал с огорода Курицы, где она время от времени разрасталась на крысах и начинала охотиться уже на кур. Надеваешь сапоги с особо толстыми подошвами — и вперёд. Главное, чтобы побольше резины — не как на «обычных» сапогах, в которых он по дури сбежал к телепорту. Нужны толстые подошвы, чтобы поед-трава не пыталась выклюнуться из-под земли. Те, что на нём — не годятся, они новыми уже лет пять как не были, а за долгий путь изорвались до дыр.

Взгляд Нейта упал на плоский камень и какой-то ржавый кусок железа — чем ближе к остаткам старых городов, тем больше такого валялось.

— Прощай, футболка.

Ничего, ещё куртка есть. Она хоть согревает, а от футболки и толку-то особо нет. Не жалко. Он оборвал два длинных куска-верёвки. Подцепил ножом добротную,

несмотря на заплаты и дыры, ткань. Вместо длинной футболки осталось что-то совсем несуразное, даже живот не прикрывало — сверкал пупком теперь на все Пологие земли, если бы ещё кому было смотреть. Камень и арматурина весили по-разному. Камень тяжелее, арматурина полегче. К ногам они прицепились так себе. Ничего, сойдёт.

Нейт сделал первый шаг — работает, не хуже резиновых подошв. Второй и третий. Поед-трава ковырялась в зайце, методично высасывала его заживо; тот дрыгал крыльями — «пальцы» уже ободрали кожистую плоть до хрупких, тёмно-розовых от потёков крови костей. Потроха впитались в землю, тёмные «ногти» поднимались выше.

Заяц в тупой агонии таращился на Нейта красноватыми глазами. Однако туша всё ещё была цела, мясо у зайцев плотное, поед-трава так просто не сожрёт…

— Попался.

Нейт чикнул ножом по сгустку поед-травы. Заячья туша отделилась. Он издал гортанный клич. «Пальцы» схватили за руку. Это было быстро — как будто вцепилась настоящая иссохшая лапа мертвеца, что-то вроде одержимого аладами трупа. Нейт закачался на своих подпорках и рухнул прямо в центр поляны с поед-травой. Голым животом на «пальцы». «Ногти» завозились — мелкие лапки, как будто сотня насекомых, вроде комаров — и боль, пока несильная, сцарапывала верхний слой кожи, медленно погружаясь внутрь. Человек крупнее зайца, но беззащитный живот — лёгкая добыча. Нейт не кричал. Покатился, ударил ножом. Ещё раз, дважды. Камень и железяка отвалились с ног. Он двинул арматуриной по крупному побегу, целой «ладони» — та едва не заползла в рот, уже тронула губы и нос. Ещё один удар достался тонкой завязи, ткнувшейся в ухо до звенящей боли в барабанной перепонке. Промазал — голова наполнилась шумом и, кажется, по щеке потекла кровь.

Нейт рассёк сгусток с приглушённым воплем — нет уж, он не сдохнет здесь, как глупый заяц, не будет кормить поед-траву своими кишками и тощим мясом. Удалось перевернуться на спину — куртка из плотной кожи защищала, такие же плотные брезентовые штаны — тоже. На миг Нейт представил: если стебель заберётся за пояс, в штаны, ох, проклятье, только не это. Он выронил арматурину и просто карабкался прочь. Он кричал и полз. От ударов взмётывалась сухая серая почва, словно фонтаны воды, где плескались лягушки. «Пальцы» поед-травы шуршали и нападали снова с бессмысленным упорством безмозглой твари.

Нейт закричал — и продолжал кричать, уже когда выбрался на безопасное место, а затем замолк. Стёр тыльной стороной ладони кровь — в раненом ухе шумело, боль трещала в голове, но он вроде бы слышал.

А потом засмеялся, осознав, что держит в руках не только нож, но и заячью тушу. Добыча тянула килограммов на пять. Обожраться можно, а если подсушить мясо на огне — он дойдёт до какого-нибудь поселения.

— Удачной охоты, — сказал Нейт и показал поляне с поед-травой средний палец.

*

Заброшенный город как будто ждал его.

Нейт бродил по нему несколько дней. Прежде он только слышал, что такие бывают — словно огромные туши павших бизонов, только от бизона за неделю ничего не останется: мясо обглодают койоты и дикие кошки-манулы, потом подберутся насекомые, от мурапчел до тараканов, кости — и те растащат, кроме самых крупных. Иное дело — труп из камня, стекла и ржавых труб.

Нейт поднимался по щербатым лестницам. Иногда выбитыми зубами щерились целые пустые пролеты. Он нашёл где-то верёвку и поднимался всё равно. Разыскивал что-то с не свойственным ему упорством, но будь здесь чернокожая авгур, которая обещала забрать его и сделать подобным себе среди Синих Варанов, она сказала бы: таковы все отмеченные, дети Инанны, они ищут прошлое, подобно голодным зверям, вынюхивающим добычу. Еды в городе было мало — только тот заяц, которого Нейт отбил у поед-травы, несколько кустов бананоягод, мелких и зелёных, совсем несъедобных по сравнению с теми, что выращивались в деревне.