Ужасный век. Том I
Шрифт:
Без сомнений. Вопрос только в том, что она собирается забрать взамен.
— Вот что, милорд… Ясное дело — я не та, кому добрый рыцарь охотно верит. Но ведь с отцом у вас отношения иные, ммм? Спросите старика Клемента о том, про что никогда не спрашивали. Что он знает о ведьмах. Что он видел в Орфхлэйте. Должно быть, это поможет нашему следующему разговору.
— Я не хочу тебя больше видеть. Никогда!
Прежде Гелла смеялась негромко, кокетливо — а теперь расхохоталась от души. В этом смехе Робин услышал нечто большее, нежели в любом человеческом голосе. Показалось, что от смеха ведьмы
— Вот это шутка! Сами себе-то не врите, сир Робин… До встречи.
Она без спешки направилась прочь, в чащу — Робин глядел ведьме вслед, пока та не скрылась в тени, за толстыми старыми деревьями. Да: ложь у него вышла неубедительная.
Глава 6
Глядя на Кортланк издалека, всякий замечал три архитектурные доминанты. На западе, прямо из самих вод Эшроля тянулся к небу королевский замок. Против него, возле восточной стены, стоял Санктуарий: крепость столь же неприступная, с высокими башнями, однако менее помпезная. Ну а в самом сердце столицы, посреди Благодатной площади, высился собор Благостной Девы. Такой же могучий оплот веры в Творца Небесного, каковыми были замки Кортланка в военном смысле.
Собор для Тиберия был домом даже более, чем Санктуарий. Крепость ордена паладинов возвели в конце Великой войны, уже при жизни будущего магистра: он сам видел, как закладывались на окраине столицы первые камни. А вот главный храм королевства — вовсе первое, что Тиберий в жизни помнил. Вырос он именно там. Двадцать семь лет назад, в самое тяжкое для Стирлинга военное время, морозной и голодной зимой, кто-то оставил младенца у дверей храма. Тиберий никогда не желал выяснить, кем были его родители: всегда знал, что происходит каков есть лишь из Церкви. Ниоткуда больше.
Первые силы он обретал, забираясь на каждую из четырёх высоких башен собора, выстроенного в форме правильного креста. Глядя с колоколен на прекрасный город — познавал, как сам Творец Небесный глядит на сущее. Рассматривая великое изобилие деталей святого здания, которые видят сверху лишь само божество да звонари — впервые задумывался о сути поклонения.
Здесь же обучали Тиберия чтению и письму, здесь знакомили со Святым Писанием и науками. Тут ему, почти ещё ребёнку, вложили в руки меч — и тут же Тиберий произнёс слова обетов. Наконец, спустя годы, в этом же храме архиепископ провозгласил молодого рыцаря магистром.
Всё, чем Тиберий обладал, получил он именно на этой площади. Всем паладин был обязан ей.
Если встать лицом к главным дверям собора, глядя на окно-розу с удивительным витражом, подобное глазу гиганта-циклопа, то по обе руки окажутся здания очень древние. Ещё имперские. Слева — залы Конгрегации чистоты веры, откуда направляют на врагов паладинские мечи. Справа — резиденция архиепископа, откуда направляют стремления души каждого верующего.
Совершив утреннюю молитву в стенах Санктуария, а полуденную — под величественными сводами храма, Тиберий направился к обители Флавия. Паладин был при мече, однако без брони — лишь в белом облачении монаха да магистерском белом плаще, с равносторонним чёрным крестом на груди и за спиной. Двое одоспешенных сквайров следовали за ним,
Флавий и Корнелий производили странное впечатление, если увидеть их вместе — и без иных священнослужителей вокруг.
Архиепископ и префект Конгрегации оба были стары, грузны, безбороды и почти лысы. Оба одевались крайне помпезно, в пурпур и индиго, что столь отличалось от скромности рыцарей-монахов — и даже многих епископов. Оба сурово сводили брови, а из-под них глядели мудро и проницательно. У обоих были широкие плечи и широкие лбы. Поглядеть так — словно братья не только во кресте, но и по крови.
Однако при всём внешнем сходстве, столь легко описываемом, Флавий и Корнелий были также до крайности меж собой различны — и вот это несходство Тиберий описать затруднялся. В чём оно проявляется? Какое-то бесплотное, но очень чёткое ощущение. Его полностью понимаешь, но никак не можешь объяснить словами.
— Долго же мы вас ждали… — буркнул Корнелий.
— Сегодня я посвятил молитве больше времени, чем обычно.
— Это похвально, магистр, однако важно помнить: вы не только Творцу Небесному служите. Вы также служите самой Церкви. Творец Небесный вечен и безвременен, но вот Церковь ждать не может. — отметил Флавий.
Тиберий опустился на колено и поцеловал перстень на протянутой архиепископом руке. Префект Конгрегации, сложив вместе четыре пальца, осенил паладина знамением креста.
Никого, кроме них троих, в комнате на верхнем этаже не было. Тут вообще не было ровно ничего лишнего: два резных стула, круглый столик между ними, крест на стене, изваяние святой Беллы напротив окна. Да ещё свет самого Творца Небесного, из того окна падавший. Сквозь чистое стекло виднелись стены храма и башни замка Бламарингов.
— Мы внимательно изучили ваш доклад. — сказал Флавий.
Тиберий, конечно, поведал архиепископу обо всём, едва только вернулся из Вудленда: даже дорожную пыль с себя не смыл прежде. Однако Флавий велел ему составить и письменное донесение, сколь возможно подробное.
— Готов ответить на любые вопросы.
— Вопросов почти не осталось… — Корнелий, кряхтя, поёрзал на стуле. — По крайней мере сколь-нибудь существенных. Нам с архиепископом абсолютно очевидно, каким образом в сложившейся ситуации нужно действовать. Как раз об этом и хотим поговорить.
— Но прежде вы, магистр, должны уяснить одну вещь. Не всё, о чём пойдёт разговор, стоит разъяснять прочим паладинам. Будучи командиром, вы не справитесь с задачей, суть которой не понимаете в полной мере. Увы, печальный пример Вермилия убеждает в этом. Но остальные… им необязательно знать многие детали.
С задачей? Тиберий догадывался, что ответ Церкви будет быстрым — и недолго ему оставаться в Кортланке. Прекрасно!
— Как уже говорил, я готов отомстить убийцам Вермилия. Я…
— Дело далеко не только в убийцах. — перебил магистра архиепископ. — Все мы скорбим по Вермилию, но смерть за веру — венец обетов паладина, и хотя она заслуживает отмщения, думаем мы с префектом обо многом ином. Безусловно, мы защищаем дело Творца Небесного, однако же существует и дело Церкви. Её интересы. Разумеется, во всём творящемся ныне повинен Нечистый — однако не он один.