Ужасы Фобии Грин
Шрифт:
— Я заберу её, — сказал Крест нянюшке. — Надо думать, тебе надоела эта заноза за два дня.
— Снотворное захвати, — засуетилась старушка. — Девочка кричит по ночам.
— Обойдётся, — раздражённо отмахнулся Крест, приглядываясь к Фобии — как бы её ухватить, чтобы больные конечности не задеть.
— Я сама, — гордо ответила она, вставая.
А так хотелось к нему на руки. Прижаться в твёрдой груди. Почувствовать себя маленькой.
Но сердце уже радостно пело в груди, адреналин
— Вперёд, — скомандовал Крест.
Лагерь спал, а домик Оллмотта стоял всего в нескольких метрах от лазарета.
Сам психолог, судя по всему, прочно обосновался у Сении Кригг. Везёт же людям. Не прячутся по углам.
Крест налетел на неё, не успела дверь закрыться. Всё-таки подхватил на руки — видимо, тоже хотел ощутить её вес, почувствовать её всю — с больной головы до ног — в своей власти. Она радостно обвила руками его шею, застыла, вдыхая знакомый запах.
Он сел на кровать, не разжимая объятий. Помолчали какое-то время, наслаждаясь близостью друг друга.
Предчувствие скорой беды, скорой разлуки отступило назад.
Она понимала, почему вчера он так упорно дистанцировался от неё. И понимала, почему пришёл сегодня.
Кончился запас кислорода.
Было бы у них время — было бы всё по-другому. Но Наместник мог вернуться когда угодно, вот даже в эту секунду, и времени не было.
А от таких подарков судьбы не отказываются.
Умирающий от голода человек не сможет воздержаться от предложенной еды. Даже если точно знает, что она отравлена.
Всё равно умирать.
А так умирать задорнее.
— Расскажи.
— Расскажу.
Прислонился спиной к стене, поудобнее перехватил её в своих руках.
— Что ты хочешь знать?
— Сколько тебе было лет, когда ты присягнул?
— Восемнадцать.
— Зачем?
— За 385 лет мир настолько изменился, что я даже не знаю, как найти слова, Грин. Тогда были касты. Вся страна делилась. Каста торговцев, каста воинов, каста лучезарных… Невозможно было перейти из одной касты в другую. Если воины — значит и отец твой воин, и сыновья ими будут.
— А ты?
— А я был рабом.
Она потрогала страшный застарелый ожог на шее.
— Да. Там было клеймо. Я выжег его и сбежал от хозяина. Мне было пятнадцать. Я слышал о Наместнике. Он обещал равенство. Я искал его два года. Побирался. Прятался. Хватался за любую работу. Бродил по стране. И ещё год я служил ему, прежде, чем он принял мою присягу.
— Убивал?
— Всё делал. Я только одного не учёл. Что из касты рабов был выход на тот свет, а из службы Наместнику — не было.
— Даже смерть не доступна?
— Даже она.
— А ещё раз убежать ты не можешь?
Он хмыкнул.
— Болит?
— Уже нет.
— Моя верность Наместнику… Это не клеймо на шее. Не выжжешь. Это внутри меня. Это то, чему я не могу сопротивляться. Безусловная, абсолютная покорность, Грин.
— Мне кажется, что вот сейчас ты бунтуешь.
— Да… Но если он прикажет убить тебя — я это сделаю. Не смогу сопротивляться приказу.
Она содрогнулась.
— Зачем ты это говоришь?
— Чтобы ты поняла. Чтобы не надеялась.
Она засмеялась:
— Разве надежда для таких, как я? Трусость — моя натура. У людей причины для выплесков, как причины. А у меня — антилопы. Мы оба с тобой заложники. Я у своих фобий, ты у своего Наместника. Не принадлежим себе.
— Ты вырвешься. Ты уже почти. Оллмотт присмотрит, и однажды твой осьминог станет покорной собакой, которая будет тебя защищать. Я вижу о чем говорю, Грин, ты выросла в таком ужасе, что станешь отличным бойцом.
— Но тебя уже не будет рядом.
— Точно.
— А если я не хочу быть бойцом?
Но он помотал головой. Зажмурился даже.
— Не думаю, что хоть у кого-то из этого лагеря остался выбор. Каждого из вас Оллмотт отбирал лично и на каждого из вас у него свои планы.
— Какие?
Крест лишь вздохнул.
И так почти невозможно. Почти. А если начать думать о перспективах — так и вовсе рехнёшься.
— Ты любил когда-нибудь?
Он изумлённо посмотрел на неё. «Какие глупости в твоей голове», — говорил этот взгляд.
И правда. Когда ему. Всё служба да служба.
И она, усугубляя эту невозможность, вгоняя её самым остриём в душу, потянулась к нему с поцелуем.
Ну и что такого, если без него у неё предынфарктное состояние? Что боль в груди ощущается на физическом уровне?
— А если убить Наместника?
— Что?
— Не как в прошлый раз… А насовсем? Почему он тогда не до конца умер?
— Потому что у него было моё живое сердце.
— Не отдавай ему больше.
Он засмеялся.
— Теперь у него живое тело, лишенное души. Впрочем, она ему все равно без надобности. Глупо убивать того, кто может воссоединить магию, правда? Вся эта история со слопами — чистое безумие.
— Я буду беречь себя, когда ты уйдешь, — решила Фобия, осторожно усаживаясь на нём верхом. Всё везде болело, вот засада. Обхватила руками небритые щёки. Губы Креста дрогнули и выдали совсем уж несусветную глупость:
— Варна. Он липнет к тебе, он из хорошей семьи. Воспользуйся им.
Чтобы заглушить эту чушь, Фобия принялась торопливо целовать Креста — лицо, страшный шрам на шее, седые виски.