Узкие улочки жизни
Шрифт:
— Нет, я тебя не убью. Ты мужчина крепкий, сильный, внушающий доверие… Тебя полезнее приручить. Думаешь, не получится? Не торопись. Приручать легче, чем убивать. Требуется меньше сил, гораздо меньше… И времени не так уж много уйдет. Мне всего лишь нужно дождаться момента, когда ты освободишь свое сознание, а это произойдет довольно скоро, ведь каждый человек нуждается в отдыхе… Да-да, как только ты начнешь засыпать, я завладею твоей головой. Предпочитаю делать это естественным путем, хотя, если будешь упорствовать, можно взять и снотворное. Ну что, страшно?
Нисколько. Особенно после того, как ты сказал, что
— Ты будешь исполнять мои приказы и любить меня, как родного отца, сына, брата, любовника… Как всех сразу, вместе взятых. Это нетрудно устроить. И тебе не будет больно. Вот, что самое забавное: ты не будешь страдать. Если я этого не захочу.
По-моему, ты больше хочешь меня сломать в здравом рассудке, чем прибегнуть к своим сверхъестественным способностям. «Страдать», «не захочу»… Предполагаю, что скорее всего сулимые тобой страдания будут для меня чем-то вроде наслаждения, ведь ты только что обмолвился о любви, не так ли? Хочешь сделать из меня послушную собачонку? Делай. Только судя по всему, ты никогда не держал в своем доме животных и не знаешь, что они, по-настоящему любя своих хозяев, с покорной радостью принимают даже побои.
— А еще ты будешь сообщать мне о том, что думают другие. Будешь залезать в чужие мозги и выворачивать их содержимое наизнанку, чтобы я мог точно знать, в какое место ударить.
А вот это уже угроза посерьезнее. Действительно, в связке с медиумом такой умелец становится разрушительнее атомной бомбы. И во много раз опаснее, потому что его невозможно будет выделить из толпы. Хотя… Невозможно ли?
Я ведь уже понял, как тебя можно опознать. И другие медиумы поймут, если успеют. Я мог бы научить их и подсказать, но… Зачем трепыхаться? Через час или день Джека Стоуна на свете не станет, а новорожденный голем вряд ли будет испытывать угрызения совести и прочие душевные муки, даже если ему прикажут убивать.
Вот скажи ты, что в любой момент можешь вернуть меня прежнего, вот тогда стоило бы испугаться. Но ты не сможешь. Ты возьмешь чистое сознание, наполнишь его тем, что тебе угодно, и в моей голове больше не останется свободного места. Ни для чего.
Я не боюсь. Я просто устал. И мне чертовски хочется спать, это верно. Хочется так сильно, что пожалуй, больше не буду бороться со сном. Эй, ребята, если кто-то желает меня спасать, делайте это прямо сейчас, иначе опоздаете!
А в следующую минуту я едва не поверил, что мои собственные мысли обрели силу вторгаться в чужие сознания, потому что дверь подвала открылась. Собственно, изнутри засова на ней и не было, так что мой похититель мог только забаррикадировать проход, но не запереть, а прилагать усилия к перетаскиванию тяжелых мешков, видимо, показалось погонщику чужих мыслей занятием недостойным, поэтому на пути девушки, шагнувшей через порог, не оказалось ни малейших преград. Если не считать самого чернявого маньяка. Впрочем, новый персонаж, явившийся пред мои очи, тоже вызывал сомнения в нормальности.
Невысокая, поразительно хрупкая, можно сказать, кожа да кости, девушка явно происходила родом с востока, причем совсем не ближнего. Бледная кожа цвета подсохшей
Шею девушки плотно облегал терновый венец. Ну да, совсем такой же, как у Христа на распятиях, только сделанный, по всей видимости, из медицинской стали. И шипы, похоже, заточены на совесть, потому что в тех местах, где они касаются кожи, отчетливо видны яркие пятнышки выступающей крови.
— Он здесь, — бесстрастно сообщила девица в микрофон изящной гарнитуры, закрепленной на левом ухе.
Чернявый сплюнул в сено под своими ногами:
— Дрянь… Ты все-таки меня нашла.
— Вы знаете правила: без резких движений, без попыток давления. — Равнодушие в голосе осталось прежним, зато рука вновьприбывшей в неуловимом движении обзавелась пистолетом. Дамским, разумеется, но вполне убойным.
— Иначе что? Застрелишь меня?
Ответа не последовало, видимо, девица чего-то ждала, сосредоточенно-равнодушно держа чернявого на мушке. И дождалась.
Он вошел в подвал неторопливо, как человек, знающий себе цену и привыкший получать заслуженные почести хотя бы в виде уважения. Высокий мужчина, чуть сутулящийся, но скорее от возраста, тянущего к земле, чем по старой привычке не выделяться на общем фоне. Морщинистое лицо, особенно когда я смог увидеть его в профиль, напомнило мне своим внутренним благородством портреты венецианских дожей. Но больше всего удивляло не само появление благообразного старика, а его облачение. Строгий черный костюм с белой полоской на воротничке. Он что, священник? Настоящий?
— Ай-ай-ай, Родерико, как же надолго ты нас покинул… А мы уже соскучились по тебе. Пора домой, мальчик мой.
— Магистр так хочет меня видеть, что послал своих лучших гончих? — скривился чернявый. — Можете передать ему, я не вернусь.
— Полагаю, это решать не тебе, Родерико. Ты самовольно оставил приход и не подавал вестей о себе почти полгода. Что ты делал все это время? Пора дать отчет.
— Угадай сам, если ты так умен, как о тебе говорят!
— Я не гадаю там, где под рукой есть факты, — спокойно возразил священник. — Зачем ты ввязался в убийства, мальчик мой? Ты желал сражаться? Так что мешало тебе подать прошение магистру? И твоя страсть нашла бы себе достойное применение.
— Я просил, и ты знаешь об этом, старикан! Просил… Но он отказал мне. Улыбнулся и отказал.
— Значит, такова была воля Господня.
— Не Господня, а его воля, только его! — зло выкрикнул мой похититель. — Он решил, что лучше знает, кому какой путь предначертан? Так вот, свой путь я выбрал сам. Сам! И доказал, что могу пройти по нему!
— И ты ушел слишком далеко. — С тихой скорбью, словно завершение молитвы, произнес старик.
— А я не собираюсь останавливаться! Я понял, в чем заключается предназначение таких, как мы! Нам суждено править этим миром, а не прятаться по щелям. Править! Ты понимаешь, что это значит?