Узкие врата
Шрифт:
В некотором смысле вскоре он надолго поменял адрес. Жизнь – сплошное опровержение игры в фанты. Магдалена увидела в плавающем воске морского конька и захлопала в ладоши: значит, она поедет на юг. Она поехала на север, на свидание со вторым мужем, его посадили по валютным делам… Школьная любовь послушно умерла на руках у Маги, точнее – выпала из ее рук в белой горячке с необходимого и достаточного этажа. Волосатый Харон из «Скорой помощи» лаконично удивился тому, что «…баба так вот сразу, обычно мужики сигают, а бабы покрепче, секут, где паленым пахнет, боятся…».
А Магдалена села между двух стульев. Артура отвезла бабушке, сама сняла комнату, и в глазах
Последующий кусок жизни утопал в недомолвках, но хватило и этой исповеди. Ни шатко ни валко Артур подрос, перебрался к матери и жадно поглядывал на Запад. Давно освободившийся из тюрьмы отец его интересовал символически, от него было слишком мало проку. При всех капиталах, потерянных и вновь обретенных в рискованных лазейках закона, он так и не обеспечил сына жильем. Это удручало. От маминых «временщиков» и то пользы больше, они хотя бы деликатесы в дом несут. Артур суетливо меркантилен, как бесприданница, красив, болтлив, начитан, изворотлив. «Отвратительный мальчик, – думает Инга. – Что же за мужичонка из него получится?» Артуру восемнадцать. По телефону он бросает фразу:
– Я буду ее тюки таскать, а что мне с этого будет? Дырка от бублика?
Ингу мутит. Тут-то история могла бы, не расцветши, увять, но стало жалко Магдалену. Одна с сыном-мерзавцем, куда ей идти? Квартиры у нее нет, и в театр ее не берут концертмейстером…
И Инга позволила им выжить Сашку. Спасибо ей: она так трепетно оберегала их совместную иллюзию временных трудностей, насквозь гнилую, злокачественную. Театр швырнул «великой Инге», как голодному щенку, хлебные крошки: ее выпустили в двух концертах. Она танцует «Лебедя», потом еще на бис. Ее провожают стоя. Весна какая-то сокрушительная, выжигающая окна солнцем… Опять удел Инги – гениально умереть. Все умирает, умирает, никак не умрет совсем. А иностранцев-то видимо-невидимо! Такие легкие на восторг, восприимчивые, в широких фиолетовых штанах – мода такая; несут цветы тяжелые, налившиеся бордовой кровью…
У выхода она видела нахохлившихся «своих». Вера Иннокентьевна, совсем высохшая, больная. Матвеев вроде подался навстречу Инге и тут же смущенно отступил, увидев Магу, выскочившую из машины во всем возможном своем блеске. Еще не случился тот главный разговор с Матвеевым. Он – молчаливый, почтительный джентльмен. Инга – королева. Горькая никчемная власть. Ей уж совсем стало не по себе: хоть чем-то залатать зрелище чужой беды! Она засуетилась, но успела сунуть Матвееву деньги для Веры – ведь Сашки теперь не было, и некому управлять реальностью. И мысль скользнула злая: ну вот, откупилась. Какая гадость!
Машину теперь по доверенности водила Мага. Вообще-то Инге это было удобно – плюхнуться и ни о чем не думать полчасика.
Если бы Сашка осталась руководить!.. Инга во всем ее послушалась бы, она никуда не поехала бы, выскочила бы из своей лебединой шкуры, да пусть даже и на пенсию, и брели бы они лет через двадцать с Александрой по Александровскому саду, два божьих одуванчика, эго и суперэго (не по Фрейду – по статусу, все-таки у Инги, наверное, пенсия была бы побольше), брели бы среди детворы и солнечных зайчиков. Печально, конечно, но опыт сюжетных линий подсказывал Инге, что если герои дожили до старости, то сие уже неплохо! Но Сашка отпустила поводья, устранилась, а Инга отдалась другой
Мага цепко взялась за руль не только машины. На какое-то время показалось, что все в надежных руках. Она афишировала достойную цель: вывезти народное достояние в виде растерянной, требующей реставрации едва ли не большей, чем «Даная», Инги в Европу. Дать шанс Инге увидеть Европу, а Европе – разглядеть в золотой монокль Ингу. Поймать вершину на излете короткого балеринского срока, задать всем перцу.
Как когда-то Нелли, Магдалена щедро поливала маслом еле тлеющий огонь Ингиного честолюбия. Но с Нелли был праведный труд, а с Магдаленой – вавилонская гордыня.
– Ты танцевала Эсмеральду? – интересуется Мага вскользь, словно для пометки в сооружаемом ею рекламном проспекте.
Эсмеральда? Давно это было. Сразу после Игоря. Нелли тогда ужесточила режим, понукала вовсю:
– Танцуешь как надо, но роли не выходит! Да не слушай ты, что говорят эти идеологини в климаксе! Представь, что ты сумасшедше красивая. И вся красота коту под хвост. Да, Эсмеральда, девочка-ангел, она и Квазимодо – тема ясная, но есть еще кое-что. Вспомни у Гюго: она же гибнет из-за мужчины. Представь, что мальчик… ну ладно, человек любимый, если угодно, тебя поматросил и бросил, ты – в череде развлечений, забудь патетику, сыграй обиду ниже пояса…
Нелли единственный раз позволила себе по касательной пройтись насчет Игоря, впрямую – так никогда и не слова, но во славу искусства выбросить жестокий козырь – как это в ее духе!
Мага не Сашка, ей до лампочки эти подробности. Ее вообще мало интересует собственно балет, хотя разбирается. Особенно там, где пахнет выгодной сделкой. Как она добралась до шотландской труппы – Инга и вникать не хочет. Пронырливости не учатся, это даже не опыт, это врожденное. Целыми днями Мага о чем-то договаривается. Кроме того, каждое воскресенье она ходит в костел, а всю остальную неделю расточительствует. Она не Сашка, чтобы торчать у плиты, она любит все готовое или полуготовое, но особенно кофе, орешки, ликеры, сигареты. Она питается дымом и болтовней. Но это очень продуманная болтовня. И очень хорошие сигареты.
Деньги откуда-то брались. С Магой открылась неизведанная их мистическая сторона; деньги вроде кошек, тоже любят ласку, только мысленную, инфернальную. Инга отдала все свои заначки во владение Маге, при Сашке она избаловалась, теперь и думать о деньгах мозги не поворачивались, совсем заржавели в эту сторону… Но дома всегда вкусная снедь, главное – можно не мудрствуя заглотить бутерброд и смотреть в окно. И ничего не делать. Даже не говорить. Инге казалось, что и живет за нее потихоньку Магдалена. Инга соскользнула со своего пьедестала, и туда шустро присела маленькая то ли полька, то ли немка, музыкантша, говорливая любительница пестрых привозных журналов и высоченных каблуков. По иронии судьбы Сашка тоже любила журналы, каблуки, сигареты и ликеры.
Мага познакомилась с Асей. Это, пожалуй, последняя капля удивления. Та самая Ася, которая давно в Штатах, одна из первых Неллиных учениц. Посетив сквозняки Родины, Ася и Нелли-то всего лишь позвонила, потом дала один спектакль, после чего неделю заседала в отеле, куда ей по августейшему распоряжению приволокли породистое кресло-качалку и ностальгический клетчатый плед. Завернувшись в оный, покачиваясь и обмакивая сигару в бренди, крючконосая Ася допускала до себя молодых кретинов из тех самых журналов, к которым питали слабость Сашка и Магдалена.