Узловой момент
Шрифт:
– Ты что, взял за основу идею фантастического рассказа?
– В общем-то, да. Вернее, я понял, что принцип каузальности можно обойти. Плюс неизданные работы Козырева.
– И ты в своей статье ссылаешься...
– Только на работы Козырева. Что я, псих, что ли, на белибердистику ссылаться?
– Но все-таки... Идея ведь не твоя.
– Ничего. Эти фантасты выдвигают их тысячами, по статистике одна-две могут оказаться верными. Ни один суд не уличит меня в плагиате!
– Суд? Разве ты сам не можешь разобраться, что такое хорошо и что...
Игорь швырнул паяльник на подставку так, что с нее посыпалась янтарная пахучая канифоль.
– Знаешь, почему я в свои двадцать
– Без ссылок.
– Подумаешь, пару-другую ссылок в диссертации опустил.
– Забыл, понимаешь? Просто забыл! И вообще победителей не судят.
– Игорь сердито нахмурил брови и отвернулся.
– И все-таки... В настоящее время создание машины времени невозможно.
– Именно это голословное утверждений, принятое на веру большинством ученых, и стало для всех камнем преткновения. Только не для меня!
– Это не утверждение, а теорема.
– То есть?
– Теорема Вегуса. Доказывается от противного. Допустим, путешествия во времени возможны. Поскольку даже нечаянно раздавленная в прошлом бабочка может, как известно, привести к существенному изменению будущего, и учитывая, что перед воздействием на прошлое будущее совершенно беззащитно, следует ожидать: первое, что сделают наши могущественные потомки, в совершенстве изучив законы хронодинамики, - это введут мощные ограничительные механизмы, которые сделают опыты со временем в настоящем и близком будущем невозможными. Жирная точка.
– Не понял. Какая точка?
– В трактатах средневековых ученых жирная точка заменяла слова "Что и требовалось доказать".
– Ерунда. Если бы эта теорема была справедлива, Уэллс никогда не смог бы опубликовать свой роман! Значит, не появились бы сотни других рассказов, не задумывался бы о сущности времени и я, не было бы тогда и этой установки. Чем и опровергается твое доказательство.
– Отнюдь нет. Запрет не может быть полным, иначе путешествия станут невозможными и в далеком будущем тоже. Откуда им взяться, если в благодатную почву настоящего не будут брошены маленькие зерна мечты? Фантазировать не запрещается... С другой стороны, вряд ли наши потомки захотят ограничивать свою свободу хоть в чем-нибудь, а тем более во времени. Короче говоря, существование далекого будущего делает невозможным создание машины времени в будущем близком. И то, что она до сих пор не создана, весьма отрадно. Значит, у человечества есть далекое будущее!
Игорь загадочно улыбнулся. Но глаза его по-прежнему смотрели холодно.
– Ты знаешь, что это?
– Он снова хлопнул ладонью по массивной, вороненого железа, столешнице.
– Сам же сказал, макет гироскопа.
– Это я начальнику такую лапшу на уши навешал, - довольно хихикнул Игорь, - а тебе скажу правду. Знаю, не проболтаешься. Это...
– он все же сомневался, можно ли мне доверить тайну. Я молча ждал.
– Это машина времени!
– Ты в честь пресловутого ансамбля так свой макет назвал? Не смешно. Хочешь, дам адресок?
– Какой еще адресок?
– Клиники.
– Не веришь!
– Нет. Чтобы этот случайный набор приборов, во главе с разбитым вольтметром...
– Вольтметр работает, только стекло позавчера какой-то идиот разбил и юпитер сломал.
"Юпитером" в лаборатории называли установленную на Отдельном основании тяжелую штангу с одним или несколькими кронштейнами, каждый из которых, в свою очередь, имел три-четыре разнокалиберных зажима.
– Что за народ! Три дня назад оконное стекло разбили, никто не признался... Тут бокорезы нельзя оставить без присмотра, не то что машину времени. Не веришь? Да я, честно говоря, и сам не уверен, что заработает. Слушай, - оживился Игорь, - хочешь стать свидетелем узлового момента?
– Смотря что ты под этим понимаешь.
– Это моменты, которые определяют историю. Они не могут измениться ни при каких воздействиях на прошлое. Улавливаешь? Что бы я там ни натворил, сколько бы бабочек ни раздавил, а Карфаген будет разрушен, и Зимний будет взят двадцать пятого октября по старому стилю, и Освенцим тоже, к сожалению, неизбежен. Хотя малозначащие подробности, не зафиксированные в документах и вообще, так сказать, материально, могут измениться.
– Насколько я понимаю...
– Вот именно! Если машина заработает, ты станешь свидетелем события, равного которому не отыщешь, в истории ни древних, ни средних, ни даже поздних веков.
– Я не об этом. Ты считаешь, незначительные изменения в прошлом возможны?
– Ну да. Только поэтому и осуществима машина времени. Иначе бы неизбежно нарушался принцип каузальности.
– Он и так нарушается. Если ты побываешь в прошлом и скажешь, например, солдату, что его убьют, то он вместо того, чтобы поднять знамя и возглавить атаку...
– Нет. Закон больших чисел. Если этот солдат струсит, знамя поднимет другой, только и всего. И результат атаки не изменится. Ладно, не ломайся! Обещаю: твое имя будет записано в анналах истории золотыми буквами рядом с моим, только шрифтом помельче.
– Хорошо. Согласен. Значит, мы вдвоем отправимся в первое путешествие?
– Нет. Это - привилегия изобретателя. Твое дело засвидетельствовать результат перед потомками. Я сейчас сяду в машину, тщательно закрою шторы и настроюсь на прыжок ровно на неделю назад. В тот вечер, я знаю точно, в лаборатории никого не было. В момент перехода вольтметр покажет бросок напряжения - емкости аккумуляторов все-таки маловато. После этого ты приоткроешь занавеску. Меня на столе не будет. Ты снова тщательно закроешь рабочую зону и будешь ждать. Ровно через пять минут я вернусь. И с этого момента попрошу обращаться ко мне не иначе как - "Покоритель Времени!"
– А если не вернешься?
– Значит, расчеты были неверны, я попал в какой-нибудь мезозой, и меня слопал тиранозавр. Начинаем?
Игорь снял халат, сложил его вчетверо, положил на железо стола между телескопом и весами и уселся сверху, неловко подогнув длинные ноги. Да, не очень комфортабельна пока еще машина.
– Задерни шторы. Начинаю настройку.
Я тщательно занавесил рабочую зону. Заверещал блок питания лазера, нежно запел, набирая обороты, гироскоп.
– Вышел на режим. Включаю. Следи за вольтметром, - раздался приглушенный голос Игоря. Там у него что-то щелкнуло, стрелка вольтметра за разбитым стеклом дернулась влево, но тут же вернулась в прежнее положение. Стало тихо. Я отдернул штору. Нежно-розовым светилась трубка лазера. Чуть слышно пел гироскоп на вышедших из равновесия весах. Игоря на черной матовой поверхности стола не было. Не было также телескопа, электромагнита и, кажется, еще каких-то приборов. Я тщательно восстановил затемнение и засек время. Ровно через минуту послышался щелчок, и следом - ругательства Игоря: