Узник моего сердца
Шрифт:
Лэр и тяжело вооруженные всадники присоединились к каравану близ каменного моста. Деревянные колеса скрипели, копыта стучали по булыжнику, голоса, крики, ржание наполняли все вокруг.
Закутавшись в плащи с капюшонами, Николетт, Дора и Жозина вполголоса переговаривались, с трудом сдерживая лошадей, стремящихся присоединиться к каравану телег и фургонов.
Лунная ночь постепенно превратилась в ясный день. Последние листья, уцелевшие на деревьях, заиграли розовым и янтарным цветом в лучах новорожденного солнца. Луга, расписанные желтым и красным, походили на раскрытый церковный требник. Из хижин выходили крестьяне, махали руками, приветствуя
Только после полудня они впервые увидели шпиль Жизорского собора и остроконечные крыши городка, раскинувшегося на склоне холма. Под крепостными стенами Жизора уже раскинулись разноцветные шатры и палатки.
Флажки весело развевались на ветру, звуки флейты и барабана наполняли все вокруг.
Когда караван подъехал ближе, появились и менее приятные ощущения – запахло свиньями. Причем не какой-нибудь одной милой хрюшкой, а стадом свиней и других, весьма «ароматных» животных. В Нормандии не было более крупного рынка, чем Жизор. Овцы, свиньи, лошади, коровы продавались и покупались с удивительной быстротой.
– Запах золота, – пошутил один из торговцев, когда молодые женщины зажали носы. – Свиньи и яблоки – лучшие деньги Нормандии.
Возможно, он прав, решила Николетт, но раньше она и не подозревала, что только в одной провинции Франции так много свиней.
Также впервые она увидела телеги и огромные корзины, наполненные алыми и янтарными яблоками. Яблочный аромат, смешиваясь с запахом свиней, волнами доносился до ноздрей всадников.
Они достигли палаточного городка. Торговцы начали разгружать товар. Молодые солдаты-новобранцы тут же отправились осматривать окрестности.
– Засядут в тавернах, – сказал Жюдо, когда те растворились в толпе.
Николетт, Дора и Жозина тоже не теряли времени. Чего только не было на телегах, грубо сколоченных прилавках и просто так, на одеялах, расстеленных на земле. Рынок раскинулся на лугу, частично зацепив поселок. Оружие и пряности, разноцветная одежда всевозможных покроев, кожаные куртки, сапоги… Лекари кричали о своих снадобьях, уничтожающих любую хворь, старухи в цветных платках всего за один обол были готовы всем предсказать судьбу по линиям ладони, ювелиры расхваливали всевозможные украшения. Оловянная, фаянсовая посуда, кувшины с медом, бочки с сидром… Среди покупателей бродили музыканты, кувыркались акробаты, жонглеры подбрасывали в воздух кольца и ножи.
Голубой дымок тянулся от жаровен, где истекала жиром свинина на вертеле. В огромных котлах пузырилось масло, в котором жарились сладкие пончики с яблочной начинкой. Но, невзирая на приятные ароматы, все-таки господствовал запах свиней.
Вместе с Дорой и Жозиной Николетт бродила между торговых рядов. Девушки отведали сладких пирожков, а теперь подбирали материал на новую одежду. Даже все свиньи Нормандии не были способны лишить Николетт радостного настроения.
За городскими стенами по узким извилистым улочкам прохаживались крестьяне, послушники, мастеровые, а также местная знать, выделяющаяся парчовой одеждой, мехами и украшениями. И повсюду – свиньи, свиньи, свиньи. Крики уличных торговцев буквально зависали в воздухе, от холодного ветра почти у всех посетителей ярмарки разгорелись щеки. Некоторые уже начали чихать и кашлять.
Огромный замок вздымался
Николетт прищурилась, глядя на красноватое солнце. Идя вдоль по улице, она то и дело задирала голову, восхищаясь остроконечными башенками, украшавшими некоторые дома.
Жозина первая заметила процессию, быстро схватила Николетт за рукав, а Дора выдохнула только один звук:
– О!
Прямо перед ними из переулка вышли несколько мужчин с гробом на плечах. Три женщины с тревогой посмотрели на длинный черный ящик.
– Это хуже, чем встретить черную кошку, – сказала Дора.
– Нельзя пересекать то место, где они прошли, – согласилась Николетт и быстро перекрестилась. – Если мы не пересечем их путь, никакого несчастья не будет.
Окольный путь неожиданно привел их к дому, в котором двери были распахнуты настежь и откуда доносились рыдания. Видимо, именно здесь и жил умерший.
Девушки выбрались на другую улицу. Здесь к ним привязался торговец, уверявший, что хозяйка замка покупает шерсть именно у него, а потом заказывает себе чудесные платья.
Николетт посчитала торговца обманщиком, ведь его цены были в два раза выше, чем у других. Но тот продолжал настойчиво уверять, что его шерсть намного лучше.
Николетт так не показалось. Дора и Жозина искренне согласились с ней, поскольку видели ткани лучших расцветок. Когда девушки собрались направиться к другому прилавку, торговец, поднаторевший в своем деле, стал еще настойчивее. Но все попытки были напрасны – девушки купили материю у его улыбающегося соседа.
Трио, нагруженное свертками с тканью, двинулось дальше. Безмятежно шли они вдоль лавок, заваленных самыми соблазнительными товарами. У прилавка с головными уборами Николетт залюбовалась чепцами, украшенными золотистым кружевом, ободками для волос из филигранно выделанного серебра и алыми лентами, которые так хочется вплести в длинные пышные пряди! Когда-то у нее была такая прическа… Николетт с детства гордилась своими волосами, блестящих черных локонов ни разу не коснулись ножницы. И эту гордость безжалостно отобрали, вместе с честью, вместе с юностью.
Николетт подняла глаза от ободка, украшенного крохотными коралловыми бусинками, повернулась, чтобы отойти от прилавка и замерла в ужасе… Через толпу снующих туда-сюда покупателей пробирался Рауль де Конше. Рядом с ним вышагивал Симон Карл. Мужчины о чем-то оживленно беседовали. Несколько вооруженных солдат шли следом.
Николетт побледнела от ужаса. Колени задрожали так, что девушка чуть не упала. Не сказав ни слова, она оставила Дору и Жозину восхищаться чепцами и шалями и бросилась в самую гущу покупателей у следующего прилавка, где на бархате лежали драгоценности, броши и полированные пряжки. Спрятавшись в тени навеса, она осторожно оглянулась: Рауль де Конше все еще увлечен беседой, его глаза смотрят вниз, зато Симон с любопытством озирается по сторонам. Карл бросил взгляд в ее сторону, что-то сказал своему спутнику, нагнувшись к иссиня-выбритой щеке де Конше. Какая она дура! Зачем оглядывалась? Николетт лихорадочно пыталась решить, может ли Симон Карл вспомнить ее. Она почти уверена, что он вряд ли видел ее в конюшне, вряд ли видел и на городской стене во время переговоров о выкупе шурина. Что же касается Рауля де Конше, вот он может узнать ее в одну секунду.