УЗНИК РОССИИ
Шрифт:
Без дальних умыслов; не ведает ни славы,
Ни страха, ни надежд, и тихой музы полн… (III.24)
В поэтическом плане сравнение себя с поющим гондольером великолепно. Но какая-то внутренняя неувязка лежит в глубине стихов. «Как он… я пою…» – разве Пушкин поет для забавы и без дальних умыслов? Разве не ведает он славы, страха, даже, все еще, надежд? Поет он, ища отзыв друзей, и почитателей, и сильных мира сего, а не только для себя. Образ поэта в стихотворении далек от жизненных реалий, да и итальянский гондольер – некая романтическая
Десять лет назад, в конце августа или в сентябре 1817 года, он сказал в театре поэту Павлу Катенину, что скоро отъезжает «в чужие краи». Пролетело десятилетие в бесплодных попытках увидеть заграницу, юбилей этот он никак не отметил, но стихи его и мечты опять об Италии. Не имея возможности увидеть Европу, он глядит на Италию глазами чтимого им французского поэта.
Следствие по стихам Шенье только-только утихло. Пушкин искал аналогий, хотя трудно было сопоставить биографии русского поэта с французским. Юношей Шенье, как и Пушкин, стал дипломатом, но в отличие от русского поэта в поисках впечатлений отправился в Италию и Швейцарию, затем работал во французском посольстве в Лондоне. Он вернулся в Париж, чтобы кончить жизнь на эшафоте, когда ему было 32. За мысли Шенье приходилось теперь расплачиваться Пушкину.
Ему 28. Появилась лысина, которую он компенсировал растительностью на лице. Современник отмечает: «…Страшные черные бакенбарды придали лицу его какое-то чертовское выражение; впрочем, он все тот же…». Хотя Пушкин писал: «Каков я прежде был, таков и ныне я», – во многом он изменился, и не только внешне. «Он был тогда весел, – вспоминает Анна Керн, – но чего-то ему недоставало».
Творческие силы человека, который с молодых лет обнаружил в себе гения, расходовались в значительной степени на сочинение бюрократических документов. Прошения, жалобы, тщетные попытки доказать свою невиновность, бесконечные письма покорнейшего слуги, отнимающие силы от стихов и прозы, которые могли быть написаны на той же бумаге, изучают биографы. Десять лет зрелой жизни, из них шесть в ссылке, а остальные под контролем, слежкой, с перлюстрацией почты, при закулисных решениях, бесправии, с угрозами нового, более тяжкого наказания.
Поэты всех стран, по Пушкину, – родня по вдохновению. Первый поэт России никогда не видел ни Байрона, ни Гете. С представителями западной культуры он общался через посредников – своих друзей: Карамзина, Кюхельбекера, Тургенева, Жуковского. А в рукописях Пушкина мы находим его автопортреты рядом с теми, с кем он увидеться не мог; он запоминал их портреты и, мысленно беседуя с ними, рисовал по памяти.
«Счастливой лени верный сын» – назвал он себя. Пустое его времяпровождение породило легенды о поэте-эпикурейце, легкомысленном прожигателе жизни. Легко живущий молодой человек, каким мы видели его в Петербурге после Лицея, мрачнеет, становится нервным, у него постоянный стресс. «Он всегда был не в духе…». Одесский друг и коллега Василий Туманский упрекает Пушкина в том, что не получил ответа на два письма: «Эта лень имеет в себе нечто азиатское и потому непростительное в человеке, столь европейском по уму, по характеру, по просвещению, по стихам…».
По-прежнему он непременный участник пирушек, застолий, балов, постоянный посетитель притонов, борделей, кабаков. Он играет. «Страсть к игре, – говорил он приятелю Алексею Вульфу, – есть самая сильная из страстей». Он ложится под утро, отсыпается, потом
Негативизм поэта был естественной реакцией, следствием запретов, невозможности вырваться из замкнутого круга. Прожигание жизни – хорошо знакомая черта российского человека. Он пьет от отчаяния, гуляет, чтобы сжечь время, которое не может реализовать, как хочет, и становится равнодушным лентяем, в котором угасают рефлексы цели. Пушкин постепенно теряет веру: сперва в окружающих, потом в самого себя. Остается верить в чудо, в судьбу: может, она внезапно все перевернет?
Осень поэт встречает в Михайловском. В деревенской тишине достаточно времени обдумать стремления, проанализировать провалы. Почему с периодической настойчивостью рвался он десять лет за пределы империи? В Лицее Пушкин писал стихи, но среди его воспитателей нашлись люди, которые советовали образовать Пушкина в прозе. Сильные мира хотели, чтобы он стоял подле них с одой. Прочитав «Бориса Годунова», царь предложил переделать драму в роман наподобие Вальтера Скотта. Многие хотели Пушкина переиначить, приспособить, использовать, принудить, заставить.
Существует устойчивое мнение, что Пушкин хотел покинуть Россию в ссылке, но оставил эту идею, вернувшись в столицы. На деле, не угасает его желание вырваться. При страсти к новым впечатлениям, любви к путешествиям и уникальной возможности стать мировым поэтом, ему надо потрогать, ощутить Европу. Представим себе привязанными к своим странам его кумиров: Руссо, Байрона, Шенье, Гете. Отказать писателю в праве видеть мир есть, по сути, такая же акция, как выколоть глаза архитектору Барме, строителю Покровского собора на Красной площади, чтобы не мог творить за пределами Московии.
Вопрос о том, любил ли Пушкин родину, столь педалируемый, в действительности не должен быть важен ни для кого, кроме него самого. Много ли пишется о любви Шекспира к Англии? Почему вот уже десять лет поэта не выпускали за границу, несмотря на все его прошения и хлопоты влиятельных друзей? Правительство считало, что ограничения свободы путешествий укрепляли государство. Однако существует оборотная сторона медали: закрытая на замок граница – лучший способ воспитать ненависть к своей родине.
При Николае Павловиче система въезда и выезда из страны стала более жесткой. Были введены строгие порядки выдачи свидетельств на выезд. Контроль и придирки полиции к мелким нарушениям режима жизни стали постоянным явлением обыденной жизни. На границах внедрена запретительная система таможенных пошлин и пограничная цензура. На поездки дворянам предоставлялись разрешения сроком не более пяти лет, а остальным русским подданным до трех лет. Распространенное раньше в дворянских домах воспитание детей иностранцами было ограничено, как и отправка молодых людей учиться в западные университеты. Фактически это приводило к большей изоляции России от остальной Европы.
Выездные свидетельства выдавались разными учреждениями тем, кто ехал по служебной надобности. Частные лица обращались с ходатайством к губернаторам. Полицейский надзор означал невозможность получить свидетельство на выезд. Конечно, в разрешении поехать за рубеж был элемент случайности и удачи. Существовали распространяемые жандармерией по всей стране списки лиц, на которых накладывались ограничения. Важнее всего для властей было то, что называлось «благонадежностью» или, реже, «благонамеренностью» и «благомыслием». «Благонадежность» означает уверенность тайной полиции в отсутствии у данного лица тайных умыслов супротив властей.