Узник свободы
Шрифт:
Так что же всё-таки стало причиной моего побега? Неужели только то, что я боялся гнева Августа?
Признаю, это было важным. Август хоть и принял меня в команду семь лет назад, всегда относился ко мне строго, презрительно и свысока. Незнающий человек, если попадёт на наш корабль, сразу поймёт, кто здесь главный, даже если никто не издаст ни звука.
Всё, что было лично нашим, стало принадлежать всей команде и Августу. Единственное, что у нас осталось – имя, но вскоре мы потеряли даже это. Большинство имён Август счёл недостойными для участников преступной группировки, и почти каждый получил кличку, которая
Я с трудом вспоминаю своё прежнее имя, оно кажется мне совсем чужим – Алексей. Орфей же в древнегреческой мифологии был легендарным певцом и музыкантом, поэтом и философом, олицетворял могущество искусства, и это имя дал мне сам Август, случайно прочитав мои стихи и услышав, как я тихо напеваю какую-то затейливую мелодию. Тогда я лишился своего имени, которое получил при рождении. У меня не осталось ничего, кроме надежд на богатство и власть, которые нам когда-то обещал Август. Но с каждым годом эти надежды рассыпались в прах.
Если что-то случалось – например, нас начинали преследовать гвардейцы, каким-то образом узнав местоположение, или мы не могли перейти границу между государствами, то Август во всём подозревал нас, своих подчинённых. Он проверял каждого, допрашивал и заставлял рассказывать друг о друге всё. И нам приходилось подчиняться.
Моя жизнь не была сладкой, но была наполнена приключениями. Я полной грудью вдыхал аромат ветра и моря, когда начинался шторм. Я выходил на палубу и видел дельфинов, желая быть таким же счастливым. Когда наш корабль окружили киты, я единственный улыбался, хотя всех остальных поглощал страх. Я любовался маяками по ночам и переписывался с их смотрителями, используя азбуку Морзе и фонари, подплывая ближе и здороваясь со всеми, кого мы встречали в океане.
Я ненавидел Августа, ненавидел его приказы и наш образ жизни, но так любил приключения и океан, который мы пересекали вдоль и поперёк, останавливаясь у пристаней новых и новых городов, что не мог покинуть всё это уже столько лет. Только понимал, что однажды мне это надоест. А вернуться я уже не смогу.
Однажды я и правда чуть не предал всех нас, а Август уже не мог просто оставить меня где-нибудь в городе совсем одного, я знал слишком много. Так что он угрожал мне несколько недель подряд, а каждый раз, когда мы оставались одни, приставлял к виску пистолет и допрашивал.
Говорил, что если я ещё раз дам повод в себе усомниться, то не доживу до следующего дня рождения. А я чуть не сдал его гвардейцам – не специально, конечно. И тогда он начал относиться ко мне опасливо, серьёзно и до ужаса строго. И ту угрозу я, наверное, буду помнить до конца жизни.
Поэтому я думаю, что теперь Август начнёт преследовать меня в первую очередь, как только выйдет из тюрьмы – а он очень скоро сможет сбежать, я уверен. Поэтому мне ничего не остаётся, только бежать с корабля… Иначе я рискую потерпеть поражение в игре, которая началась, когда я дал клятву Хели. Хотя, по сути, рискую я в любом случае, и ещё не ясно, где сильнее.
Только вот пути назад уже нет. Корабля с берега больше не видно, северный ночной ветер забирается под кожу и заставляет дрожать от холода. Я медленно поднимаюсь с пристани и, последний раз взглянув на горизонт, покидаю это место. Может быть, навсегда.
За моей спиной целые километры, что я прошёл
В полдень я остановился с торжествующей улыбкой, когда передо мной раскинулся город с многоэтажными зданиями, людьми, что сновали туда и сюда, машинами, заслонившими всю дорогу… Я скучал по оживлённым местам, ведь почти всё своё время проводил вдали от цивилизации.
Городской шум пьянил моё сознание, я готов был упасть на горячий асфальт и глядеть в немного дымчатое небо, где не видно так хорошо ни солнца, ни звёзд. А ведь я так привык к ним…
Я видел звёзды чаще, чем солнце. Я знал, как найти несколько десятков созвездий, мог говорить о Вселенной и значении каждого скопления звёзд сколько угодно, но собеседников для таких разговоров найти не так просто.
Разбиваться, разлетаться на маленькие кусочки – это каждый может. А ты попробуй собраться воедино снова. Жизнь – это не только безоблачное небо и ясное солнце. Звёзды летят через весь космос, чтобы человек мог загадать желание, думая, что так всё и должно быть. Мантии, даже самые дорогие, выцветают, корабли не всегда возвращаются из моря к причалам, люди, даже те, которые были для нас самыми дорогими, не всегда будут с нами. Но это жизнь.
Мой слух, отвыкший от шума, почти что обжёг визг тормозов и звук столкновения двух машин. Я обернулся, забывая, куда шёл. Чёрная машина, с первого взгляда не отличающаяся от всех остальных, начала дымиться, а рядом стояли ещё несколько – с разбитыми стёклами и бамперами. Я помчался к месту аварии, к той чёрной машине, потому что именно рядом с ней собралась небольшая толпа людей.
Голова девушки была закрыта её же волосами, но даже так я видел кровь на её лбу. Она упала, прижавшись к рулю, докторов и близко не было, хотя прошло уже достаточно времени, и я решился на то, чего никогда не делал.
Я осторожно взял девушку на руки и остановил ближайшее такси, направившись к больнице под пристальные взгляды тех, кто видел аварию. Врачи скоро должны были приехать, но кто знает, сможет ли девушка дожить до этого момента?
Пульс слабый, дыхание неровное, на свет не реагирует – на нашем корабле её просто унесли бы в комнату и оставили, но я не мог так поступить. Контрабандист, преступник, но людей я не убивал и не собирался.
Девушка выглядела сильной, но нежной – каштаново-золотистый волос еле-еле доставал до подбородка и был растрёпан на макушке, тонкие запястья, какие я видел только у детей, становились холоднее с каждой минутой. Бледная кожа придавала лицу аристократичности. Но пока я не вижу её глаз, не могу создать цельную картину, ведь глаза – это отражение души и нас настоящих.
В больнице у меня не потребовали документов, не спросили, почему я привёз девушку сам, а не дождался машины. Я только посмотрел ей вслед, а через минуту меня вытолкнули из больницы, крича вслед что-то о стерильности.