Узник в маске
Шрифт:
— Не двигайтесь, сестра. Я пришел просить вас умолкнуть, Месье, брат мой. Все только и слышат, что ваш голос.
— Я буду кричать, есть на то ваше дозволение или нет, государь, до тех пор, пока не добьюсь справедливости.Здесь я у себя дома!
— Говоря о справедливости, вы имеете в виду возвращение вам чересчур близкого приятеля, подталкивающего вас к неповиновению? Так выслушайте, что я вам скажу, вы не только отпустите мадам в Дувр, к королю Карлу, но и смиритесь с тем, что она пробудет там более трех дней, ибо миссия, которую я на нее возлагаю, крайне важна и не может быть выполнена на бегу. Здесь потребуется не меньше двух, а то и двух с половиной
— Никогда! Если меня доведут до крайности, то она вообще не сдвинется с места.
— Тем хуже. Слушайте внимательно, шевалье де Лорен, до сих пор содержавшийся в Лионе, в крепости Пьер-Ансиз, только что переведен в Марсель, в замок Иф, известный нездоровым климатом. Более того, я приказал лишить его слуги и запретить переписку.
Месье охватил ужас, и он сразу перестал бесноваться.
— Вы не сделали этого, государь!
— Сделал и не остановлюсь на этом, если вы меня принудите. Знайте, брат мой, я никому не позволю чинить препятствия моей политике. Мне необходимо сближение Франции и Англии. Я не помилую никого, и меньше всего вас, французского принца. Если шевалье де Лорен будет слишком мне досаждать…
— Нет, государь, брат мой! Умоляю, перестаньте причинять ему страдания! Мысль об этом для меня невыносима! Замок Иф, господи боже мой!
— Только от вас зависит, выйдет ли он оттуда, сможет ли переехать в Италию и снова взять в руку перо.
Съежившись под безжалостным взглядом брата, Месье выбросил белый флаг, он холодел от одной мысли, что больше никогда не увидит человека, вызывавшего у него пылкую любовь…
— Я — покорный слуга вашего величества, — молвил он и, поклонившись, покинул комнату бегом, словно за ним гналась тысяча чертей.
Людовик XIV проводил его взглядом с загадочной улыбкой на устах, после чего поднес к губам руку невестки.
— Теперь все будет хорошо, сестрица. Придите в себя и вспомните об ожидающей вас радости. А, мадемуазель де Фонсом, вы здесь?
— Жду повелений вашего величества, — ответствовала девушка, приседая в реверансе.
— Мы рады. Вы будете одной из пяти фрейлин, которые отправятся вместе с Мадам в Дувр. После вашего возвращения господин де Сен-Реми будет представлен при дворе, затем последует объявление о вашей свадьбе. Только после этого ему будут присвоены новые титулы и имена.
— Как будет угодно вашему величеству.
— Мне нравится ваше послушание. Впрочем, при таком хорошем воспитании иначе быть не может… Вот вам вознаграждение, ваша мать, вдовствующая герцогиня, получит разрешение вернуться в Париж, когда пожелает, и поселиться у вас или у шевалье де Рагнеля.
Титул «вдовствующая герцогиня», которым король наградил ее мать, показался Мари комичным, он совершенно не подходил этой очаровательной женщине, обреченной, казалось, на вечную молодость. Тем не менее она была благодарна королю, так как считала, что Сильви будет счастлива вернуться на улицу Турнель — но только туда, а никак не на улицу Кенкампуа, ведь там обоснуется Сен-Реми! Впрочем, торжество последнего усилиями Мари окажется недолгим… Это, впрочем, касалось только ее. Она взирала в будущее с хладнокровием и смирением. Где ей было знать, что поездка в Англию окажется отмечена для нее событием, о котором она не смела и помыслить!
Английский корабль «Мари-Роз» доставил из Дюнкерка в Дувр Мадам и ее свиту. Ступив на мощеную набережную Дувра, где посольство поджидал Карл II со своей блестящей свитой. Мари невольно загляделась на молодого дворянина, тоже не спускавшего с нее глаз
Ослепленная новой любовью, позабыв обо всем на свете, Мари сперва наслаждалась пирами, лодочными прогулками и трапезами на траве, которым король Карл был особенно привержен, и не зря — конец мая и начало июня в его стране особенно прелестны! Но мало-помалу она начала вспоминать, что ожидает ее во Франции, и ее радость постепенно потухла, как лампа, исчерпавшая все масло. Понимая безысходность своего положения, она стала избегать молодого лорда, однако это оказалось нелегко в старом замке с огромной башней, возведенном еще Плантагенетами. Как-то раз Энтони настиг ее во время молитвы в церкви Святой Марии и торжественно, сознавая всю значимость происходящего, предложил стать его женой.
— Это невозможно, — ответила она, глядя на него глазами, полными слез. — Я обручена и по возвращении во Францию должна выйти замуж.
— Знаю, но мне также известно, что жених ваш стар, а это не может вас устроить.
— Откуда у вас все эти сведения?
— От Мадам, у которой я просил вашей руки, прежде чем обратиться к вам.
— Что же сказала вам Мадам?
— Что желает от всего сердца видеть вас графиней Селтон, однако не может вами распоряжаться, ибо это — привилегия самого короля Франции.
— В том-то и беда, что этот брак — его воля. Тут я бессильна.
— Отнюдь! Останьтесь в Англии. Мадам представит вас королеве Екатерине, а потом к вам присоединится герцогиня, ваша матушка. Мне сказали, что она в ссылке. Значит, может покинуть Францию. Вся моя английская родня встретит ее с распростертыми объятиями. — И это невозможно, вы же знаете! Моя мать с радостью согласилась бы на наш брак, так как всегда мечтала о моем счастье, однако король Людовик может заявить о своем недовольстве Мадам и принудить ее…
— Не бойтесь этого! Она только что подписала с братом договор, столь желанный для Людовика XIV, согласно которому мы порываем с Голландией и развязываем ему руки. Он должен испытывать к ней благодарность.
— Верно, и я знаю, что он ее отблагодарит, ибо сильно к ней привязан, однако способен тем не менее на нее рассердиться и отдалить от себя, лишив таким образом столь необходимой ей поддержки. Месье — дурной муж, его жена несчастна. Страдает даже ее здоровье. Знаете ли вы, что, когда зашла речь об этой поездке, он принялся донимать ее своими ухаживаниями, чтобы она забеременела и не смогла ехать?