Узор счастья
Шрифт:
Неужели война может так изуродовать человека? Но ведь война меняет не всех в худшую сторону. Некоторые, напротив, начинают ценить жизнь, когда видят, какой хрупкой она может быть. Наверное, Костя поймет свою ошибку. Придет завтра, извинится и...
Светлана вытерла глаза и посмотрела на Елену Васильевну. Потом включила чайник, вскипятила воду и поставила три чашки. Но когда она принесла Саше чай, тот уже спал. Светлана вспомнила, что тетя Нина дала ему таблетку. Наверное, снотворное. Поправив полотенце и пакет с кубиками льда, чтобы он не касался кожи, Света еще раз посмотрела на него. Саша не шевельнулся.
Они легли вдвоем с бабушкой на диване. Только к утру, когда окна посерели, Светлана наконец заснула. Елена Васильевна тоже долго не могла сомкнуть глаз и только на рассвете погрузилась в дрему. Потому они обе и не слышали, когда Саша поднялся, тихо оделся и ушел.
Светлана пыталась убедить себя в том, что Костя сорвался, что это случайность. Но где-то в глубине души ее затаилось вроде бы ничем неоправданное ощущение опасности.
— Я люблю тебя, — не слушая ее слов, повторил Костя, прищурив желтые глаза. — И как только представляю, что до тебя кто-то может дотронуться, я готов... на все, что угодно!
— Ты избил доброго, мягкого, беззащитного человека только из-за того, что вообразил себе, будто имеешь какие-то права на меня. А если бы я действительно была твоей невестой? Да ты просто убил бы его. Нет, я не считаю, что людей могут связывать такие отношения. У нас с тобой разные представления о любви. Для меня — это доверие, радость. А для тебя... средневековье какое-то. Мне кажется, что ты вообразил себе, будто любишь меня. Но мы совершенно не подходим друг другу.
— Я не мальчик, — мрачно произнес Костя. — И знаю, что говорю. И если я выжил там... то только потому, что хотел вернуться. К тебе.
— Очень рада, что это чувство помогло тебе. Теперь все позади. И слава богу! Именно на это я надеялась, когда отвечала на твои письма. Но...
— Вчера ты не подумала о том, каково мне, а бросилась вытирать сопли этому тихушнику, который отсиживался здесь, пока...
— Ты же знаешь, из-за чего его не взяли и никогда не возьмут в армию. Я не понимаю, с чего ты вдруг так возненавидел его. Ты знаешь Сашу столько же, сколько мы все. И...
— ...и больше не позволю ему увиваться вокруг тебя. Никому не позволю. Запомни это!
Разговор шел совсем не так, как собиралась вести его Светлана. Она все время будто натыкалась на глухую стену. Костя не желал ее слушать. Не хотел понимать, о чем идет речь. Более того, принялся угрожать.
И тут Светлана почувствовала, как в ней вспыхнуло негодование.
— С кем мне видеться или не видеться, я буду решать сама, — проговорила она, стараясь не давать волю гневу. — Никто не может мне запретить общаться с теми, кто мне нравится. И ты — в первую очередь. Потому что люди, для которых единственный метод убеждения — кулаки, для меня не существуют.
Костя схватил ее за руку и так сжал, что она вскрикнула.
— Ты... ты будешь моей! Или ничьей, — добавил он чуть тише и глуше.
Все еще не веря своим ушам, Светлана смотрела на него во все глаза:
— Ты, наверное, шутишь? — Это единственное, что пришло ей в голову. Ну не может же нормальный человек требовать от другого, чтобы он вдруг разделил его чувства?
— Нет, не шучу. И советую тебе не устраивать мне проверок. Сашка еще легко отделался.
—
— Нет, не так. Потому что ты выйдешь за меня замуж, — проговорил Костя. — Ребята из нашего полка нашли хороший способ зарабатывать деньги. И зовут меня в свою команду. Бабки будут.
— Перестань, Костя! Какое мне дело до того, сколько ты будешь получать! Я уезжаю в Москву, буду поступать. Ты прекрасно это знаешь. И замуж я пока не собираюсь. Выкинь, пожалуйста, все это из головы. У нас много симпатичных, хороших девушек. Ты и сам убедишься, что так будет лучше...
— Зачем тебе поступать? — мрачно бросил Костя. — Хочешь рисовать — рисуй. Я тебе накуплю бумаги, красок — всего, что нужно. Сиди дома и води кисточкой, кто тебе мешает?
— Знаешь, — Светлана задыхалась от возмущения. — По-моему, ты просто сошел с ума. Я не привыкла, чтобы со мной разговаривали в приказном тоне.
В эту минуту она отчетливо поняла, насколько страшный и чужой человек находится с ней рядом. И насколько ей не хочется оставаться с ним наедине. Резко развернувшись, Света двинулась в сторону дома.
— Ладно, — крикнул вслед Костя. — Если хочешь поступать в институт, поступай. Но как только ты вернешься, мы сразу подадим заявление.
«Сумасшедший. Он просто сумасшедший», — повторяла про себя Светлана. Мысли роем носились в голове. Одна картина наплывала на другую. И каждая из них вызывала у нее отвращение. Как же такое может быть? Отчего один человек способен испытывать к другому чувство, которое он называет «любовью», а у другого это вызывает только отвращение?
«Господи! Как все сложно и запутанно, — думала она, скользя взглядом по водной глади водохранилища... — К чему мне все это? Так все было хорошо, спокойно и понятно».
Но тогда она даже и представить себе не могла, что еще ей предстоит пережить.
Все это произошло почти два месяца назад. Саша тоже уехал поступать — в Тверь. И Света узнала, что его приняли.
Еще раз встречаться с Костей после всего случившегося Светлане не хотелось. И она решила, что постарается сделать все возможное, чтобы избежать очередного разговора с ним...
— Ну что ж, пойдем? Сегодня Тошенька обещал наведаться, — проговорила Елена Васильевна, поднимаясь.
Тошенька, Тон Тоныч (как звали его школьники) — Антон Антонович Яблоков — учитель рисования в школе, руководитель кружка рисования и самодеятельного творчества, последние два года занимался со Светланой. Он сам начал приходить к ним домой, когда увидел ее рисунки. Сначала Елена Васильевна отнеслась к нему с недоверием. Предложение Антона Антоновича — для нее, можно сказать, мальчика — показалось весьма сомнительным. Но посидев на двух занятиях, она уважительно кивнула: «Как преподаватель он на десять голов выше, чем я. Ты даже не представляешь, как тебе повезло. Я бы не смогла так методично заниматься. И тебе со мной было бы намного труднее. Ей-богу, Антон Антонович — просто подарок небес... Хотя, думаю, и ему с нами неплохо, как ты считаешь? — И лукаво посмотрела на внучку. — Мы ведь тоже с тобой подарок? Вот станешь знаменитой и поможешь устроить ему выставку. Напишешь, что более всего, дескать, обязана этому человеку...»