Узор Судьбы
Шрифт:
С самым решительным настроем она сообщила Стоуну о том, что ей придется его покинуть. Он поднял на неё глаза, и Джил ощутила себя так, словно он видел её насквозь и знал, что она явно что-то недоговаривает.
– Я понимаю Вас, - произнёс он совершенно не то, что она ожидала услышать, - но я могу попросить Вас уйти от меня после приема? Мне хотелось бы, чтобы Вы поехали со мной. А потом я отпущу Вас, хотя мне и не хочется расставаться с таким замечательным работником.
Джил прогнала остатки вина из головы, соображая, что прием был уже послезавтра. А значит, от неё ничего сверхъестественного не просят.
Следующие
Выходя из последнего магазина с платьем. Выдержавшим все требования, Джил чувствовала себя так, словно побывала на поле битвы или её потрепал ураган. Никогда больше и ни за что она не пойдет в здравом уме и по собственной воле на такой кошмар. Да ещё и выложит кругленькую сумму впридачу.
Её страдания окупились с лихвой, когда она оглядела себя ещё раз в зеркале дома, ещё раз примерив купленное платье. Ради этого можно было и пострадать - призналась себе Джил, разглядывая себя с чувством полного удовлетворения. Не бог весть какая красавица, но сейчас она выглядела очень даже ничего. Платье было насыщенного цвета, переливающегося от синевы до почти что фиолетового. В нём она не бросалась в глаза, а выглядела мило и достойно, не привлекая внимания, но и не серо и невзрачно.
Джил повернулась вокруг себя, наблюдая за тем, как длинный подол платья взметывается, меняя цвет. Сейчас ей не было жалко потраченных денег, одно лишь её отражение уже стоило того, чтобы окупить их с лихвой. Она уже так давно не ощущала себя чем-то вроде принцессы, а сейчас готова была улыбаться и радоваться собственному отражению, говорящему, что она выглядит на все сто.
Несмотря на то, что было семь часов вечера, казалось, что по-прежнему светло, как днём. Эту иллюзию создавали многочисленные гирлянды и невообразимое количество ламп и светильников. И без того светлое убранство виллы, на которой проходил прием, выглядело так, будто сияло изнутри. Не менее ярко были одеты и люди, приглашенные сегодня, которые прогуливались между подстриженных газонов. Темная ткань костюмов отражала свет, а гарнитуры на женщинах блестели, как искры, просто ослепляя своим сиянием.
Аллеи расходились веером от дома, оббегая небольшие фонтаны, украшенные статуями, превосходными копиями античных подлинников. Поодаль дома блестела стеклянная галерея розария, и запах цветов разносился в воздухе, насыщая его зовущим и волнующим ароматом.
Джил шла по выложенной декоративными плитками дорожке, придерживая подол платья. Вторая её рука покоилась на предплечье Стоуна, казавшегося в своем темном костюме настолько высоким и красивым, что глаза начинали болеть. Джил ощущала себя Золушкой, которая заглядывает на чужой бал, но при этом понимает, что опостылевшая кухня полная работы и золы, выглядит гораздо приветливей и теплее, чем дышащее холодным равнодушием веселье именитых лиц. Она начинала нервничать, понимая, что это глупо, но не в силах успокоиться. Джил говорила себе, что постарается быть незаметной и ничем не отличаться от стен и мебели, пробыв ровно столько, сколько этого требует приличие, а затем она вернется домой. Ну, а потом она будет заканчивать свои дела
Из открытых дверей доносилась музыка вперемешку с голосами, и Джил постаралась принять уверенный и спокойный вид. Они со Стоуном вошли в полный людей, просторный дом, кажущийся сплошной драгоценностью. Он был заполнен старинными картинами, дышащими временем и подлинностью, статуями и массой других вещей, которые мечтали бы иметь в своих коллекциях музеи. Запретив себе отвлекаться и оглядываться по сторонам как маленькой, Джил нацепила самую безупречную улыбку и поняла, что теперь придется пережить ряд знакомств с нужными Стоуну людьми.
Первым к ним подошел невероятно напыщенный, толстый мужчина в очках с золотой оправе. Он обладал абсолютно немужскими манерами и говорил так жеманно, что Джил мигом заподозрила, что он является не только членом городского муниципалитета, но ещё и явным поклонником исключительно мужского общества. Да и по его восхищенному разглядыванию Стоуна это было более, чем очевидно. Джил мысленно скривилась. Если все присутствующие здесь обладают таким же ассортиментом пороков, то Стоун зря уговорил её сопровождать его. Не то, чтобы Джил была ханжой, просто ей было некомфортно здесь.
За первой ласточкой последовали другие, и она уже сбилась со счету - скольким она улыбалась. С кем здоровалась. Стоун словно догадался, что Джил устала, и провел её к банкеткам у окон, на которых пока никого не было, а, значит, и не было угрозы опять с кем-то разговаривать.
– Мне придется оставить Вас на несколько минут и поговорить с мэром. Вы выглядите очаровательно, - он улыбнулся ей, и Джил подумала, что ей будет не хватать его здравомыслия и понимания, - простите, вынудил Вас терпеть их всех.
Стоун кивнул назад, на многочисленных гостей, и Джил внезапно догадалась, что он презирает их. Настолько, что позволяет им считать, будто нуждается в них. Люциан Стоун не нуждался ни в ком, более того, это они как-то неожиданно выглядели зависимыми от него.
Он уже собирался оставить её, но Джил положила руку на его плечо, удерживая.
– Почему Вы предложили мне работать с Вами?
– Спросила она его прямо. Светлые глаза прокурора повернулись к ней, и в них она увидела чистоту и разум, не замутненные ничем, словно она смотрела в ясное горное озеро. Они отражали такую мудрость, что Джил верила ему, верила, что он поступает так, как нужно, даже если его решения кажутся подчас неправильными. Но при этом, она видела тонкую трещину, которая нарушала эту красоту, и не могла понять - почему при всем его великолепии и совершенстве, эта тонкая трещина невообразимо уродует его.
– Я понял, что мы с Вами похожи, и решил, что вместе мы можем сделать многое - произнёс Стоун, и Джил слышала в его голосе правду, что они действительно имеют так много общего, что это связывает их чем-то крепким, сильнее, чем обычные отношения. Он был мудр, а она всегда хотела знаний. Он был бесстрастен, а она стремилась уничтожить в себе всё, что делало её мятущимся человеком. Он был понимающим и зовущим, а она искала того, кто её позовёт. Прекрасный холод, проникающий внутрь, отрывающий от земли и позволяющий быть выше всех тех, кто сейчас окружал их, выше считающих себя хозяевами жизни и благ; холод, который остужал боль, эмоции и давал блаженное состояние вечности и гордого превосходства.