Узоры на стеклах
Шрифт:
— Привет, — я потерла лоб, пытаясь понять, что тут можно сказать. Заготовленные фразы почему-то разлетались непослушными словами во все стороны и кружились вокруг, не давая ухватить нужное. — Слушай, ты же в Питере?
— Да, — он сказал это уверенно, но голос, кажется, дрогнул. Совсем чуть-чуть.
— Мне внезапно дали отгулы перед праздниками. Давай я прилечу к тебе и…
— Это будет не очень удобно.
— Кому?
— Мне, — теперь он говорил раздраженно. Как будто выговаривал маленькой девочке. — У
— А меня и не надо развлекать. Я не ребенок. Даже в аэропорту встречать не надо. Просто скажи, в какой гостинице ты остановился, и я постараюсь забронировать номер там же. Или поблизости.
“Тош, с кем ты разговариваешь?” — вдруг услышала я на заднем плане. Наверно, Антон не успел зажать рукой микрофон. А может, не ожидал, что его застукают за разговором со мной… От этого “Тош” мне стало так тошно, что я окончательно проснулась.
— Или ты говоришь мне название гостиницы, или…
— Или что? — возмущенно прошипел он. — Что за ультиматумы, ты там что…
— Я там что? Я там что?! Давай объясню.
— Уж постарайся.
— А ты когда жену селил в гостиницу в Кельне, ты же не менял номер бронирования, да? Просто заменил мое имя на ее? — я сказала это, чтобы позлить и уязвить Антона, а потом поняла... Точно ведь. Я могу позвонить в гостиницу и узнать, остановился ли там господин “такой-то” с супругой. Даже если Антон сейчас соврет.
Но врать Антон не стал.
— Доложили, значит… — пробормотал он и отключился.
Просто отключился. Не стал ничего объяснять. Не стал со мной говорить.
Просто отключился.
А я осталась сидеть на полу — даже не помню, как я там оказалась, наверно, села мимо стула? — с телефоном, зажатым в руке так крепко, что его края потом отпечатались синяками на ладони.
Наверно, стоило заплакать, но вместо этого я поднялась и, насвистывая, пошла на кухню жарить яичницу. Заплакала я через два часа, когда открыла почту и обнаружила письмо от авиакомпании об отмене моих билетов.
Когда слезы высохли, я написала Антону:
“Очень мужской поступок. Ты ничего не хочешь объяснить?”
“Зачем что-то объяснять, если ты сама себе все придумала?”
“То есть это я придумала, что ты женат?”
“Ты меня об этом не спрашивала”.
“Я не думала, что ты на такое способен”.
“Какое такое? Можно подумать, тебе было плохо со мной”.
“Если бы я знала, что ты женат, я бы не начинала эти отношения”.
“Хочешь сказать, что я неправильный? Виноватым меня выставить?”
“Хочу сказать. что в моем мире люди так не поступают?”
“У тебя мир розовых пони и волшебных эльфов? Это жизнь, Валь. Я тебя любил. И люблю. Но обстоятельства иногда против”.
“Если бы ты любил меня, то не поступил бы так”.
“Я что, должен был развестись?”
“Ты не должен был давать
“Надежду? Я тебе что-то обещал разве?”
Тут меня затрясло и стало больно дышать. Сидеть за столом. Быть живой.
“Да! Обещал! Ты обещал новогоднюю сказку! Обещал чудеса и дальние страны! А теперь сдал билеты. Всё сломал. Да как ты вообще мог со мной так поступить?”
А потом немного подумала и добавила:
“Сволочь”.
“Знаешь, что, — немного помолчав, написал мне Антон. — Хочешь новогодней сказки? Отправляйся к своим волшебным эльфам”.
Да уж. Так замысловато меня еще никто не посылал.
Я посмотрела на экран телефона, зачем-то подышала на него, поскроллила историю переписки туда-обратно, а потом стерла ее и добавила номер Антона в черный список.
Не помню, как прошли следующие дни. Я зачем-то выходила из дома, что-то ела, куда-то ходила… иногда. А большую часть времени лежала на диване, с головой накрывшись пледом, пела себе “нет-нет-нет, мы не думаем о прошлом” и кусала костяшки пальцев.
Потом наступил канун Нового года.
Под вечер тридцать первого пошел мелкий сияющий снег, а температура упала до минус тридцати пяти. И меня нестерпимо потянуло на улицу, в черно-белую ночь. Когда-то в детстве я читала фантастический роман Беляева “Продавец воздуха”, и навсегда запомнила момент, когда девушка снимает скафандр в тоннеле со сверхнизкой температурой. И мгновенно превращается в ледяную статую, которая ломается в руках у ее любимого.
Меня тянуло выйти на мороз, дойти до Плотинки, сесть на набережную, глядя на лед, и замерзнуть. Странное желание. Но очень притягательное. И я не могла ему сопротивляться… Да и не хотела.
Я специально надела черное осеннее пальто, самое красивое и почти совсем не греющее, специально не взяла с собой шапку и перчатки. Вышла из дома и зашагала, куда глаза глядят, чувствуя, как холод кусает за щеки, а снежинки падают на ресницы и не тают. Иногда мимо проходили компании с бенгальскими огнями, проезжали такси с веселыми людьми, а я шла куда-то и думала о том, какая все же глупая получилась у нас история. И тут меня толкнул плечом встречный прохожий. Так сильно, что я поскользнулась, потеряла равновесие и упала на тротуар.
— Простите, — буркнул он, мельком оглянулся и быстро ушел, почти убежал дальше. Даже встать не помог. Я только успела заметить очки в тонкой оправе и длинную белую челку.
Я неловко попыталась подняться, снова поскользнулась, порезала руку об осколки льда и разрыдалась. И глядя на окровавленную ладонь, почувствовала, как оцепенение последних дней испарилось, мне стало ужасно холодно снаружи и горячо внутри. Куда я вообще шла? Зачем? Господи, какая же дурочка! Дрожа от холода, я кое-как ухитрилась встать, развернулась и побежала домой. К горячему чаю и теплому одеялу.