Узы крови
Шрифт:
— Нет денег, мисс? Так не бывает, чтобы совсем не было денег. Даже у меня есть фартинг.
На секунду в него в руке появилась монетка, блеснувшая в полумраке. Он подбросил ее, быстро поймал второй рукой и снова спрятал в лохмотьях.
— Состоятельный мужчина, Анна.
Она повернулась к отцу и, поймав на его лице быструю улыбку, попыталась вспомнить, когда в последний раз видела его улыбающимся.
Мальчишка пропищал:
— Это точно. Стоятельный, еще как. И лишней не бывает. — Он склонил голову набок. — Так сколько это — «нет денег»? Я могу достать вам за фартинг соломы, но это вам не очень-то понравится. За пенни можно купить постель и делить ее всего
— А что мне дадут за это, дружок?
Пока мальчишка болтал, Жан запустил пальцы в разрез на шве своего камзола. То, что оттуда появилось, он спрятал в руке, а потом сделал вид, будто извлекает у мальчишки из-за уха.
Блеск золота поразил не только мальчишку, но и Анну, причем Анну — даже больше, чем его. Во время всего их путешествия отец ни разу не рисковал, утверждая, что безопасность им обеспечит только нищенский вид. И вот теперь он извлек целый флорин из их запаса в десять монет, да еще на темной улице, в незнакомом городе, перед уличным мальчишкой! Анна всерьез испугалась, не подхватил ли он лихорадку.
Монета мелькнула и исчезла, но ее блеск задержался в широко распахнутых глазах паренька. Его ответ прозвучал почти мрачно:
— Наверно, на нее можно купить дворец, мистер. Жан снова улыбнулся:
— Не обязательно. А вот постоялый двор, где найдется небольшая отдельная комната и еда, — да.
Казалось, теперь мальчишка опасается Жана, словно какого-то колдуна, но он взял Анну за руку и повел путников от пристани в переулки — в лабиринт узких проходов, где не было никакого освещения и то и дело приходилось наступать на что-то, о чем они предпочитали не задумываться. Несмотря на мрак, мальчишка шел довольно быстро, и вскоре они вышли на более широкую улицу, где источником слабого света являлся фонарь, подвешенный над раскачивающейся вывеской. Когда они подходили к двери, поблизости зазвонил церковный колокол, отбив пять ударов.
— Саутуоркский собор, — пояснил мальчишка. — «Овен» совсем рядом.
Он постучал. Мгновение спустя за дверью раздались шаркающие шаги, послышались звук открываемой задвижки и какое-то бормотание.
— Постояльцы! — гордо объявил мальчик, протискиваясь мимо беззубого старика в ночном колпаке и халате. — Я их провожу.
Коридор привел их в главное помещение постоялого двора, где лежало множество людей, расположившихся на всех имевшихся там столах, стульях и свободном полу. Крупный мужчина с черными волосами склонил голову на сложенные руки, оседлав пустую стойку. Рядом с ним валялась опрокинутая оловянная кружка. Он отмахнулся от мальчишки, попытавшегося его разбудить, но когда открыл глаза и увидел посетителей, то мгновенно проснулся. Мальчишка и кабатчик (который сразу почувствовал к посетителям искреннее расположение) повели Анну и Жана в глубину постоялого двора. Открылась очередная дверь, раздалась шумная ругань — и из комнаты изгнали какого-то мужчину.
Ирландский выговор кабатчика был таким же ядреным, как лондонский — мальчишки.
— Ну вот, сэр и мадам. Лучшая комната «Овна».
Лучшая комната оказалась крошечной, с низким потолком. Оконный проем закрывала ткань. Однако солома на высокой лежанке выглядела достаточно свежей. Жан и Анна становились единственными ее обитателями. Им обещали еду. В обмен им пришлось отдать большую часть их запаса английских монет. Жан оставил себе две — фартинг и четырехпенсовик — и дождался, пока хозяин постоялого двора не ушел, закрыв за собой дверь.
— Как тебя
— Джексон, сэр.
Мальчик уставился на руки Жана, зная, что в каждой из них зажата монетка.
— Ну что ж, Джексон. Вот эта, — тут он вручил мальчишке фартинг, — пара к той, что у тебя уже была. Что удваивает твое богатство. Это — за те услуги, которые ты нам уже оказал. А вот эта… — он помахал четырехпенсовиком над головой у парнишки, который следил за монетой взглядом в тусклом свете лампы, — эта — за твое молчание и будущие услуги. Надеюсь, ты хорошо знаешь город? Отлично. Тогда приходи завтра, вернее, сегодня в полдень. Мы воспользуемся твоими знаниями.
Когда онемевший от изумления паренек ушел, Анна повернулась к Жану.
— Разумно ли это было, отец? Теперь мальчишка знает, что у нас есть золото. Разве он не может поделиться этим знанием с другими?
Жан улегся, положив под голову свой дорожный мешок.
— Разумно? Я отказался быть разумным, когда согласился на эту поездку. Теперь, когда мы здесь, постараемся сделать все, что сможем, и побыстрее. Я здесь не знаю никого и ничего. Этот мальчишка послан нам судьбой, чтобы стать нашими глазами и ушами. Засыпай. Давай до завтра больше не думать об этом.
Впервые в жизни Анна слышала, чтобы отец говорил о каком-то предначертании. Жан никогда прежде не был таким. Ему не свойственно рисковать так, как он только что сделал. Размышляя над этим, она уже готова была заснуть, когда Жан заговорил снова:
— И потом, разве он не напомнил тебе Джанни в том же возрасте?
Сказав это, Жан тотчас заснул, но Анна, несмотря на усталость, еще какое-то время лежала без сна. Имя брата вызвало в ее сознании его образ, и она попыталась ощутить его присутствие в этом незнакомом городе. Но то ли она была слишком утомлена, то ли Джанни скрывался за стенами, созданными не только из камня, но и из его собственного сопротивления. Сестра так и не смогла его отыскать.
В конце концов Анна провалилась в беспокойный сон, полный видений.
Ворона пролетела бы это расстояние всего одним взмахом крыльев. Для Джексона путь оказался куда более трудным: дорога вела по грязным улицам Саутуорка, и даже в столь ранний час в тенях таилась опасность — здешние обитатели, мужчины и женщины, не имеющие ничего, готовы напасть на любого, у кого водятся хоть какие-то крохи. Даже уличный оборванец мог стать соблазном для обездоленных, поэтому мальчик передвигался медленно, внимательно осматривая каждый вонючий проулок, открывавшийся перед ним. Он ступал по самому центру мостовой, там, где проходила сточная канава и крысы грызли отбросы. Только оказавшись вблизи от цели, Джексон ускорил шаги и преодолел остаток пути бегом. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил его на открытом месте перед медвежатником. Тяжело дыша, мальчик привалился к широкой побеленной стене, которая поднималась на три этажа у него над головой. Человек, к которому пришел Джексон, жил где-то в этом здании — оно принадлежало ему, — но мальчик понятия не имел, где именно находятся его комнаты.
Громкий звук, раздавшийся по ту сторону стены, заставил маленького оборванца вздрогнуть и отпрянуть. За звериным ревом последовали завывания собак и звон натянувшихся цепей. К рычанью и лаю присоединился человеческий голос. Череда проклятий, щелканье кнута — и собаки с визгом отскочили, а медведь взревел в последний раз и тоже замолк. Идя на голос, изрыгающий брань, Джексон пришел к большим деревянным воротам. Они оказались закрыты, но рядом имелась небольшая калитка — приотворенная. Мальчишка осторожно просунул голову в щель…