Узы любви
Шрифт:
— Я чувствую себя немного как девочка в этом платье.
— Немного, учитывая твою внешность, — согласился он. — Но ты в нем прехорошенькая. Вырез прекрасно открывает твою прелестную грудь.
Она покраснела, ее пробрала дрожь.
— Боюсь, что оно слишком много открывает. Я мерзну.
— Конечно, это не очень модно, но ты могла бы надеть поверх платья одну из моих рубашек.
— Да?
— Разумеется. Моя щедрость безгранична. Тем более, что они собственность капитана Слоуна.
— Да, это так, — согласилась Кетрин,
Когда она надела рубашку, Хэмптон сказал:
— Кетрин, я вынужден повторить, что тебе не следовало вчера оказывать мне такое явное непослушание. Да, ты помогла доктору Рэкингхэму, но я хочу, чтобы ты была в безопасности, а не наоборот. Я взял тебя с собой не для того, чтобы тебя убили или чтобы ты была сестрой милосердия. Ты должна знать, слово капитана — закон на его корабле.
— Знаю, — с раздражением произнесла она, чувствуя себя однако же неправой. — Но я не могла оставаться в каюте!
— Я уверен, что твой характер, действительно, не позволил тебе поступить иначе, и твоя храбрость достойна похвалы, но во время боя или любого другого критического положения требуется, чтобы все повиновались капитану быстро и беспрекословно. Ты могла подвергнуть всех большой опасности своим неповиновением. Ты наверняка понимаешь это. Неважно, как ты относишься ко мне лично, ты обязана выполнять мои распоряжения как капитана.
— О, ладно! Больше не буду!
— Хорошая девочка! Ну, а как теперь насчет завтрака?
Ей очень хотелось надуть губы, но вместо этого она напустила на себя чопорный вид.
— Как пожелаете!
Он подмигнул ей:
— Не дуйся! Ты знаешь, что я прав.
Она показала ему язык и почувствовала себя лучше.
Хэмптон ухмыльнулся.
После завтрака он вышел, чтобы вернуть корабль на прежний курс и попытаться как-то отремонтировать повреждения, полученные в бою. Кетрин попыталась читать, но ей было скучно, и до сих пор давало о себе знать перенапряжение и возбуждение предшествующего дня. Вскоре она сдалась, надела плащ и поднялась на палубу посмотреть, как идут дела.
Хэмптон был слишком занят, чтобы заметить ее, и она наблюдала за ним, оставаясь сама им не замеченной.
Ей пришлось признать, что независимо от его человеческих качеств, как капитан, моряк и воин он был великолепен. Спокойный, стремительный, отважный, разумный, внушающий беспрекословное повиновение. Она увидела его в ином свете, когда наблюдала вчера, как ловко и хладнокровно он перехитрил более быстроходный и лучше вооруженный корабль и ушел от него. Прежде она думала о нем лишь как о своем заклятом враге, как о самодовольном животном. Теперь же она видела его так, как его видели матросы — вожак, которому верили, который принимал всю ответственность на себя. Кетрин почувствовала приступ безнадежности. Разве могла она выиграть у столь серьезного противника? Неумолимый искусный стратег, находчивый, сильный, он наверняка победит ее.
Ее мрачные мысли были
Вскоре после ухода доктора к ленчу пришел Хэмптон. Приветствие со стороны Кетрин было весьма прохладным. Да, временами у нее случались моменты отчаяния, но это не означало, что она собирается сдаться. В ответ на ее ледяное отношение на губах Хэмптона появилась злобно-насмешливая улыбка. Итак, товарищество, зародившееся вчера, исчезло. Ну что ж, прошлый день заставил ее раскрыться больше, чем она была к тому готова. Сегодня она снова обрела привычный облик. Он и не ожидал легкой победы, но все же ее перемена немного разочаровала его.
— Я вижу, ты, как всегда, обворожительна, — произнес Хэмптон.
Она лишь приподняла бровь. Она стала намного холоднее, подумал он. Подойдя к ней, он легонько провел пальцем по вырезу ее платья, не забыв и ложбинку между грудями. Кетрин посмотрела на него, несколько выведенная его жестом из состояния равновесия. Он наклонился поцеловать ее шею, его губы прикоснулись к ее гладкой коже. Она оставалась неподвижной, как статуя.
— Мне бы хотелось съесть ленч, — сухо и отрывисто сказала она. — Я голодна.
— А я испытываю голод иного рода, — пробормотал он.
— Вы с ума сошли! Среди бела дня!
Он хохотнул:
— Я обидел вашу чувствительность? А почему нельзя днем? Думаю, что получу огромное удовольствие, если посмотрю на твое тело при дневном свете.
Кетрин залилась румянцем и закусила губу.
— Пожалуйста, капитан Хэмптон. Это уж действительно слишком…
— Слишком что? — его губы путешествовали по трепещущей плоти ее груди.
Она стояла неестественно спокойно, как манекен, когда он снимал с нее одежду. Хэмптон подвел ее к кровати, она легла, вытянувшись, прямая, как доска, и непокорная в душе, с безразличным лицом и закрытыми глазами.
Раздевшись сам, он лег к ней. Он трогал ее руками и ртом, восхищаясь видом и ощущениями ее округлого шелковистого тела. Он дразнил ее, называя части ее тела, до которых дотрагивался, он целовал и ласкал ее, пока его самого не охватил неутолимый прилив страсти, но ее тело оставалось холодным, застывшим, она не отвечала ни на какие его ухищрения. А когда он кончил и страсть вылилась из его тела, она по-прежнему хранила молчание. Выбравшись из-под него, Кетрин вымылась, оделась и села к столу.