Узы любви
Шрифт:
— О, мисс Кетрин! — слезы Педжин смешались со слезами ее хозяйки.
Две девушки приникли друг к другу в рыданиях.
Какая страшная ирония судьбы заключалась в том, что только смерть Мэттью заставила Кетрин понять, что она любила его, что вся ее ненависть и сопротивление были ни чем иным, как притворством, она просто боялась признаться себе в своей любви.
Она вспомнила его лицо, легкую, вечно насмешливую улыбку, вспомнила, как его брови изгибались, изображая веселое ироническое недоумение, как его серые глаза с длинными ресницами иногда походили на холод стали, иногда — на штормовые
Кетрин предстала на следующее утро перед своей семьей с покрасневшими от слез и бессонной ночи глазами, но в остальном ее облик и поведение остались прежними. Куда труднее было сохранить присутствие духа и выдержку вечером, когда пришел Уильям и принялся проявлять свою любовь.
Кетрин нервно вертела на пальце его кольцо и заметила, как бы невзначай, что, должно быть, она похудела, потому что это кольцо стало ей теперь свободно. Наконец, сделав глубокий вздох, она приступила к главному:
— Уильям, ты чудесный человек! Ты очень достойный человек, ты верен своему слову и не оставляешь намерения на мне жениться. Но это невозможно.
— Я не вижу причин…
— Уильям, пожалуйста, не усложняй все еще больше, — прошептала она.
— Кетрин, я люблю тебя!
— Ты красивый мужчина помимо всех твоих прочих достоинств, к тому же, из тебя получится добрый и заботливый муж, я в этом уверена, но я не могу выйти за тебя замуж… не перебивай меня, дай мне договорить. Моя репутация подорвана, — она печально улыбнулась. — Я падшая женщина.
— И ты думаешь, что я стану обращать внимание на мнение света? Не твоя вина в том, что проделал с тобой этот подлец, Кетрин! Я хочу заботиться о тебе и заставить тебя позабыть о случившемся.
— Но что скажут люди?
— К дьяволу, что они скажут! Нет никакой необходимости нам жить в Бостоне. Свет клином не сошелся на этом городе. Мы могли бы жить в Нью-Йорке или в любом другом месте, где плавают корабли. Мы можем начать совершенно новую жизнь, и никто не будет ничего знать о прошлом.
— Но мы с тобой оба будем знать! Я бы чувствовала себя виноватой перед тобой всю оставшуюся жизнь. И дело не только в том, что моя репутация запятнана. У тебя была бы ужасная жена. Я не смогла бы ничего тебе дать. Я лишена теперь всяких чувств. Я ничего не испытываю. Во мне теперь лишь одна пустота. Я не думаю, что когда-либо снова буду способна испытывать к кому-нибудь какие-то чувства. Было бы нечестно обрекать тебя на жизнь с такой женою. Ты переживешь эту боль, найдешь себе другую девушку, которая полюбит тебя и будет тебе достойной женою.
— Кетрин, мне не нужна другая девушка!
— Уильям, пожалуйста! — она отвернулась от Перкинса в крайнем волнении, она не могла заставить себя при знаться ему, что никогда по-настоящему его не любима, что она теперь это знает наверняка, потому что
Боль и тревога в его глазах были ей невыносимы.
— Ты хочешь сказать… что физическая сторона брака внушает тебе отвращение, и ты не могла бы…
— Да, Уильям, я не могла бы спать с тобой или с кем либо еще.
За исключением одного мужчины, который теперь мертв.
— Кетрин, я был бы терпелив, и со временем твое отношение изменилось бы, я уверен, — его взгляд уперся в пол, он был не в состоянии посмотреть ей в глаза.
Кетрин почувствовала приступ отчаяния. Зачем ему смущать его и ходить вокруг да около?
— Нет, Уильям, — твердо произнесла она, — из этого ничего не выйдет.
Стянув кольцо со своего пальца, Кетрин протянули его Перкинсу. Он смотрел на кольцо несколько секунд, затем все-таки его взял. С напряженным выражением лица он встал и откланялся. Кетрин заглушила слабый стон. Почему, ну почему все должно было случиться так несправедливо?
В мрачном настроении Кетрин брела по нескончаемой дороге времени, ведущей в никуда, окутанная своим горем, едва замечая окружавший ее мир. Лето близилось к концу. Она знала, что далеко на юге Конфедерация гибнет под ударами войск Гранта и Шермана, армия Ли едва держалась. Почему они продолжают упрямо сопротивляться перед лицом неминуемого поражения? Почему бы им не сдаться и не покончить с войной? Она улыбнулась. До нее дошло, почему. По той же причине, по какой она цеплялась за жизнь, даже тогда, когда все надежды и радости ушли безвозвратно — упрямство, гордость, отчаяние… одному Богу было известно, что это такое.
Ночами, лежа одна в своей постели, она вспоминала, как Мэттью любил ее своим телом, она вспоминала нежные прикосновения его сильных рук, его глубокие поцелуи и доводящие до исступления ласки, и ей было очень больно от пустоты и неудовлетворенного желания. Ей никогда раньше и в голову не могло прийти, что она будет скучать по нему своим телом, что всю ее будет сжигать огонь тоски, а ее плоть будет трепетать при одной только мысли о его прикосновении, что ей будет казаться, что она вот-вот умрет от сильного желания слиться с его телом. Почему, ну почему она так упрямо отказалась от его предложения? Почему она сдержалась, хотя ее тело желало ответить на его любовь? Она горько раскаивалась; жизнь, которая разворачивалась перед ней, состояла лишь из пустоты и суеты. Если бы только она тогда ухватилась за ту счастливую возможность, сколь бы кратковременно ни было б ее счастье!
Слишком поздно она осознала, что он не был эгоистичным чудовищем, каким она его себе представляла. Он пытался доставить ей наслаждение, заботился, думал о ее удовольствии. Она знала теперь наверняка, благодаря усилиям Перл, что ему вовсе не нужно было возбуждать ее, он и так мог получить свое.
Из борделя Перл она вынесла знание, какими бывают настоящие жестокость и унижение. То, что с ней делал он, было нечто другое. Много раз он предлагал ей быть не пассивным объектом его вожделения, а любящим партнером. Он хотел поднять ее на вершины страсти, быть ее другом, делать ей подарки. А она холодно и упрямо отказывалась.