Узют-каны
Шрифт:
Мальчишка делает ещё шаг, в его глазах ненависть, в руке окровавленный нож, за спиной мёртвая девочка и притихший зэка. Газон вынимает из-за пояса руку, в которой – нет, в такой лапище невозможно рассмотреть… Грохот разрывает перепонки, с криками взлетают птицы. Пацан споткнулся. Ещё
Газон, всё ещё с пистолетом в руке, Сыч и Карась склонились над мальчишкой, тот тоже умер, прострелены горло и живот. Три жмурика… Пахан оглядел место побоища: распростёртая, мёртвая – совсем ещё девочка, Прыщ со спущенными, залитыми кровью штанами, пацан – и после смерти сжимающий нож в распухшей руке… «Ича» – крикнул он? Что это значит? Боевой клич? Имя? Имя… девочки?
Накопившаяся злость перешла в остервенение. Пахан подскочил к одноглазому, за ствол вырвал пистолет и нанёс пару ударов рукояткой по исчирканному шрамами лицу. Газон схватился за голову, отступил, в единственном глазу промелькнул испуг, сменился непониманием, а потом вспыхнул ненавистью.
– Это тебе за скрысенный хлеб! – проревел Пётр, размахнулся и ударил ещё, на этот раз попал в ухо. – Это тебе за «шкура дороже»!
– Пахан! – робко окликнул Ферапонт.
Сыч схватил за руку. Вырвав её и уронив пистолет, Пахан выставил вперёд два согнутых пальца, неожиданно они разогнулись, воткнувшись в больной,
– Это за то, что не упредил насчёт ствола!
Газон завизжал – не закричал, даже не заревел, а именно – завизжал от боли, схватился за глаз и упал на колени. Прицелившись, Пахан пнул его в солнечное сплетение, зная, что пресс Газона рукой не пробить:
– А это – на будущее!
– Пахан, Пахан, прости, падлой буду! – задыхаясь, но не смея согнуться и подставить шею, взмолился двухметровый детина.
– Петро!
Пётр оглянулся – все стояли с одинаковыми лицами, даже Ферапонт – страх от неожиданной экзекуции и недоверие читалось на них.
Тыльной стороной ладони левой руки Пахан провёл по щеке, словно там до сих пор оставалась запекшаяся кровь Витьки Зуба и прохрипел:
– Что, волю почуяли, шакалы?! Забыли, как параша пахнет? Забыли, кто вас вытянул? Кто шкурой рисковал, сволочьё?! Что? Молчать, падлы! Забыли? Я троих на тот свет отправил, а вы придушили хиленького мента, а ствол себе приныкали? Не слышу! Кто – закон?
Недоверие сходило с лиц, уступая место всё большему страху.
– Да. Я Зуба послал. Он мне лучший кореш был! Если бы кто из вас шмякнулся, я и ухом бы не повёл. Вот этими руками, – для убедительности Пахан потряс кулаками, – я Витьке Зубу, корешу своему, шею свернул! И ствол не нужен! Я любому кочан отверну, надо будет. А пацанов стрелять, да на перо сесть каждый может. Что здесь устроили? Беспредел! Обратно захотелось? Под пожизненку? Смотрите – три жмурика у каждого на горбу теперь. Мокрушники, мать вашу…
Конец ознакомительного фрагмента.