В аду любят погорячее
Шрифт:
— Можешь не заморачиваться. Пока ты со мной, хватит и этого, — он слегка поправил круглешок на своей футболке. — Все, пошли! Мне надоело терять время. Пора поразвлечься…
Развернувшись, он уверенно направился вперед. Вконец обалдевший, я поравнялся с ним, косясь на чертика на его груди.
— А ты откуда это взял? — осторожно спросил я.
— Уже не помню, — беспечно отозвался он. — Такое чувство, что у меня был всегда.
— А как тебя звать? — помедлив, уточнил я.
— Да как хочешь, так и зови. Я
Ноги чуть не споткнулись на ровной тропинке. Вот еще школьника я не звал «Эй, хозяин!» Пусть он и демон — много чести. Хотел бы больше уважения, превратился в кого постарше. И вообще, какого хрена я за ним иду? Я даже сам не понял, в какую секунду стал ему подчиняться.
Тем временем мы приблизились к киоскам со сладостями, снэками и напитками. Пацан замер, деловито бегая по ним глазами.
— И чего ты хочешь? Вина? — я не смог удержаться от иронии. — Детям его вообще-то не продают.
— Вино для слабаков, — с презрением бросил он. — Я предпочитаю кое-что покрепче.
— И что же, например?
— Поверь, — он смачно прихлебнул из своего стакана нечто темно-красное, очень похожее на ту хрень, которой меня опоила Виви, а еще больше на то, что течет у меня по венам, — тебе лучше не знать…
С шумом допив оставшееся, он смял стаканчик и бросил прямо на дорожку — хотя урна была всего в паре шагов. Нахмурившись, я поднял скомканный пластик и выбросил.
— Говорю же, — фыркнул пацан, — нравится быть удобным!
Я бы сказал — культурным.
— Так правильнее, — строго заметил я.
— Правильнее… — передразнил он. — Ненавижу это! Это их слово, — палец небрежно проткнул воздух, — не мое…
Он подошел к киоску со сладостями и уставился на прилавок, выбирая. Его черные глаза забегали по булочкам, чипсам и леденцам — в это мгновение он напоминал обычного школьника, который застыл у витрины кондитерской. Затем он схватил шоколадный батончик и отошел. Я аж заморгал от изумления.
— А заплатить?
— А зачем платить? — спросил он, разворачивая обертку.
— Эй! — возмущенно крикнул продавец, заметивший пропажу. — А деньги!
— Да вот за этим, — с нажимом сказал я.
БА-АХ!!.. Тут же что-то громко хлопнуло, словно взорвалась микроволновка. Из окна киоска повалил дым, становясь все гуще. Мигом забыв про наглого покупателя, продавец кинулся за огнетушителем.
— Черт! — выругался он.
— Почти угадал, — усмехнулся пацан, кусая шоколад.
Я покосился на него, но не стал комментировать. Чем дальше, тем больше мне хотелось избавиться от этой магической школоты. Но что-то подсказывало, что сделать это будет не так просто. Он ухмыльнулся — точь-в-точь как чертик на значке. И почему мне в голову закрадывалось,
— И часто ты грабишь лавки? — спросил я.
— Постоянно, — не смущаясь, ответил он. — Когда я хочу, я беру. Только лохи спрашивают разрешение.
Где-то я уже слышал подобную философию. Не ты ли его этому научила, Би?
— Вот как раз, — бросил он, жуя, — лох!
Чего? Я озадаченно повернул голову. Отойдя от киосков, мы забрели в заросшую чащу. Теперь нас окружали только деревья и мраморные фонтанчики с журчащей в них водой — людей вокруг не было.
— Лох! — повторил пацан, показывая остатком батончика на хлипкий ствол. — Читать не умеешь?
Мой взгляд скользнул по тонким ветвям, на одной из которых, как шарик на новогодней елке, висела небольшая табличка — “Elae'agnus angustif'olia. Лох узколистный”. Это что, прикол такой?
— Лох — это дерево, — охотно пояснил мой собеседник, дожевывая шоколад. — Такое себе дерево, мутное: то ли дерево, то ли кустарник, то ли вообще трава. Не низкое и не высокое, не узкое и не широкое — словом, комфортное для всех. Не раздражает и радует глаз. А еще его можно посадить в маленький тесный горшок, и вырастет такое маленькое ущербное деревце для интерьера, очень практичное и удобное. Для всех. Потому что лох. Улавливаешь мысль?
Он повернулся ко мне, и в глубине его бесконечно-черных глаз снова заплясали маленькие красные огоньки.
— Лохи все делают правильно, — он выбросил обертку от батончика прямо на землю. — Четко и исполнительно, как надо… другим. Тут вообще полно лохов, — рука небрежно обвела чащу.
Только сейчас я заметил, что эта табличка висела много где — чуть ли не на каждом втором дереве.
— Этот парк создан для лохов, — пацан снова поймал мой взгляд. — И ты тоже лох.
На долю мгновения я даже выпал.
— Ты платишь там, — продолжал он, — где можно взять так. И спрашиваешь разрешения на то, что и так твое. Так поступают только лохи. Поэтому ты лох.
У меня аж глаз задергался. Даже Би в своих нотациях не опускалась до оскорблений. Невоспитанным демонам место в аду!
— А тебя не учили уважать чужое? — с досадой спросил я.
— А тут все мое, — оскалился он.
— Вообще-то нет, — едко заметил я.
— Вообще-то да, — передразнил он. — ЭТО. ВСЕ. МОЕ.
Пламя в его глазах из маленького стало большим, просто огромным — таким, что он в принципе мог бы все тут сжечь, если бы захотел.
— И твое, если бы ты это понимал. Но ты не понимаешь, потому что у тебя в голове правильно, — произнес он так, будто это самое отвратительное слово на земле. — Так они всегда и делают. Сначала говорят, что твое — это не твое, а потом заставляют это выпрашивать. И если ты этого не понимаешь, то ты лох.