В аду нет выбора
Шрифт:
— Ну, это, по-видимому, хорошо.
— Не говорите ерунды, Найджел. Мы проверяли и перепроверяли ее…
Сейчас Найджел вспомнил этот разговор, меряя шагами лужайку. В холодном свете солнца Домик для гостей выглядел словно символ безопасности — особняк восемнадцатого века, изящно перевоплотившийся из поместья многих поколений сквайров в свой теперешний статус. Его восемь спальных комнат обычно всегда были заняты «правильным сортом людей», которых владелец, по-видимому, безошибочно выбирал с помощью своего рода осморегулирующих процессов. Он совершил ошибку, подумал Найджел,
За завтраком Найджел посмотрел на нее. Она сидела наискосок от него рядом с Лэнсом Аттерсоном и Джастином Лики. В Домике для гостей придерживались правила сажать всех гостей за длинный стол во время ленча и обеда, но перемешивать их за отдельными столиками во время утреннего завтрака, когда большинство гостей не очень-то склонны к общению. Мертвенно-бледное лицо Черри резко выделялось на фоне черного свитера со значком ДЯР.
— О, я испорчена до мозга костей. Я превращусь в психопатку, — произнесла она в ответ на какую-то фразу Лики. Ее резкий, но неестественно безжизненный голос словно разрезал тишину.
Миссис Салливан выглядела так, будто кто-то ущипнул ее за зад во время Святого причастия.
— Беда в том, что Черри именно этим и кончит, — прошептала Найджелу Клэр.
Адмирал покашлял. Стало слышно, как его мягкий шепелявый голос произнес:
— Думаю, выпал снег. Чувствую это по воздуху. Ветер утих. Плохой признак.
— О, папа, разве нельзя будет поиграть в снежки? Я бы сделала снежную бабу. И не достанешь ли ты мне санки? Я еще никогда не каталась на санках.
— Думаю, что можно. Но всему свое время, дорогая. Мы еще пробудем здесь неделю, — прозвучал голос Рэгби с чуть заметным йоркширским акцентом.
Адмирал повернулся к их столу:
— Ты можешь прожить здесь и дольше, Люси. Последний раз снегопад был здесь в сорок седьмом году. Долина была отрезана от мира на две недели.
Глаза девочки метнулись в его сторону.
— Это будет здорово, Елена! Папа не сможет возвратиться на работу, и мы все будем вместе долго-долго.
Ответа миссис Рэгби, произнесенного тихо, не было слышно. Но Найджел уловил на ее лице быстро исчезнувшее выражение глубокого горя и беспокойства. Сможет ли она когда-нибудь забыть эту страшную перебежку через границу и тела, лежащие на снегу? У нее было необычайно выразительное лицо, хотя и со следами глубоких переживаний: худое, с высокими скулами и впалыми щеками. Ее волосы поседели, а глаза казались бездонными. Но голос Елены Рэгби запомнился ему прежде всего: низкое вибрирующее контральто, с нотками грусти.
В первый же вечер пребывания в Домике для гостей Найджел заметил, что взгляд Клэр задерживается на миссис Рэгби, и почувствовал, как просто чешутся ее руки скульптора.
— Этот объект для тебя, — сказал он позже.
— Да. Будет ли она позировать?
— Почему бы не спросить ее? Бюст?
— Нет, мне бы хотелось вылепить ее в полный рост. Плачущая Ниобея.
Найджел
К пяти часам дня прогнозы адмирала, видимо, не оправдались. Чуть потеплело, и снег на извилистой деревенской улице превратился в слякоть.
Но на холмах, пятью милями выше Эггерсуэлла, снег все еще покрывал землю на дюйм или два. По каменистой проселочной дороге, ведущей из деревни мимо фермы мистера Туэйта к Коттеджу контрабандистов, шагали Пол Каннингем и Энни Стотт вместе с мальчиком, которого они называли Ивэн. По лицу он выглядел старше своих девяти лет, но физически до этого возраста явно не дотягивал. У него было узкое, бледное, почти морщинистое личико, а круглая голова увенчивалась торчащими рыжеватыми волосами, которые лишь недавно чуть отросли.
Ивэн был вежливым ребенком, если только не молчаливым, и не доставлял хлопот своим дяде и тете. Было странно, что после долгого путешествия в незнакомую страну его поручили двум абсолютно незнакомым людям. Но короткая жизнь Ивэна уже явно не походила на нормальную жизнь. Он привык, что с ним обращались как с ненужной посылкой с прикрепленной биркой. Его посылали туда-сюда, но каждый раз с новой биркой. Ему приходилось трудно, и он понял, что лучше не задавать вопросов. В данную минуту он думал о том, что они ему обещали, а это открыло бы перед ним невиданные перспективы. Его рука потянулась к голубому свитеру из грубой шерсти и нащупала на груди талисман, потайную вещь, которая говорила ему, кто он такой.
Снежок попал ему за шиворот.
— Пошли, сынок, шевелись, — сказал дядя Пол.
Ивэн взглянул на него, счищая снег с воротника.
— Разве культурно бросаться снежками? — спросил он в замешательстве. У него был почти великолепный английский, поскольку его хорошо учили.
— Культурно ли? О Боже, да, возможно, что и нет в странах народной демократии, но хорошо в невежественной империалистической стране.
Ивэн наклонился, как бы колеблясь, слепил снежок и кинул его в дядю Пола. Они миновали ферму. Толстая миссис Туэйт улыбнулась в окне, глядя, как они бросаются снежками. «Симпатичный молодой человек этот Каннингем, — подумала она. — А эта сестра его, доктор Эверли, сущий дракон. Не разрешает бедному мальчугану играть с моими детьми. Говорит, что он был серьезно болен и должен немного отдохнуть. Желтомордая корова! Не выносит, когда дети играют. Да поможет Бог ее пациентам».
— Хватит, перестань, — закричала желтомордая корова, — Ивэн может вспотеть.
Они прошли через ворота фермы. За ней был Коттедж контрабандистов, двухэтажное строение с готическими окнами на верхнем этаже. Вокруг него ничего не росло, давая возможность хорошо обозреть окрестность. Дом стоял на склоне холма, круто поднимавшегося за ним, что исключало всякую возможность обозрения с тыла. Чуть в отдалении от коттеджа рос ряд ясеней, защищавших от восточного ветра. В самом доме было довольно уютно. Правда, обстановка казалась несколько строгой, как подобало ученому мужу из Оксфорда. В гостиной в камине полыхал огонь.