В Афганистане, в «Черном тюльпане»
Шрифт:
Шульгин невольно усмехнулся. Он ожидал от начальника политотдела любые вопросы, например, о раненых, о настроении людей, о подробностях взятия «Зуба», но эта забота о бумажных листовках, совершенно не нужных ни душманам, неграмотным большей частью, ни мирным озабоченным неизбывной нуждой дехканам, ни его измотанным и голодным солдатам, неожиданно разозлила его.
— Очень сожалею, «Основа», но у меня нет агитационных листовок, — с досадой ответил Шульгин.
— Как это нет? — захрипел сердитый голос в эфире. — Я же выдал вам лично на инструктаже целую пачку… Лично выдал,
Шульгин взорвался:
— Если вам до сих пор неясно, чем мы занимаемся, очень сожалею, «Основа». У меня люди уже третьи сутки без сухих пайков. Это политотдел волнует? Третьи сутки люди на одной воде из талого снега. Это вам интересно? Что вы можете предложить на завтрак солдатам? Может, нам пришлось съесть эти листовки, товарищ подполковник…
Начальник политотдела захлебнулся от бешенства.
— Шульгин, вы запомните эти слова! Запомните и не забудете на всю жизнь! Вы у меня съедите кучу взысканий в приказе! Я вам лично скормлю партийные выговора вплоть до исключения из партии! Накушаетесь у меня…
— Кормите прямо сейчас, «Основа». Я поделюсь с личным составом. Думаю, каждому хватит досыта.
Эфир наполнился треском, клокотанием, шипением.
— «Основа», я, «Метель», — послышался хмурый голос Орлова, — прошу накормить и меня лично. Я отвечаю за своего офицера, и все ваши «подарки» хочу принять по старшинству.
— «Основа», я, «Подкова», — к связи подключилась соседняя рота, — у нас тоже плоховато с пайком. Просим выдать и нам тоже…
— «Основа», я, «Береза», — ворвались в разговор разведчики, — у нас тоже вышли листовочки… Большой дефицит в бумаге, подтереться нечем…
— Что вы себе позволяете? Хулиганье! — голос начальника политотдела срывался на визг. — Мальчишки!.. Я с вами со всеми разберусь в полку. И разговор будет короткий. Из трех понятных вам слов. Я вам устрою разгон… Развели тут демагогию. Работать надо, заниматься делом… А вы, Шульгин, за эту провокацию ответите в первую очередь.
Подполковник Замятин вышел из связи.
Поставил точку.
Шульгина окружили взволнованные солдаты. Смущенно и сочувственно заулыбались ему.
— Товарищ лейтенант, опять неприятности?
— Опять вы им не угодили?
— Да нет, ребята, — лейтенант проглотил в горле комок, — все в порядке.
— Какое в порядке! — Матиевский возмущенно замахал руками, — вас тут взысканиями кормят — это, что ли, в порядке? Да мы все пойдем в политотдел…
— Да уж… Поломаете стулья, разнесете столы, — Шульгин улыбнулся. — Ладно. Мне не привыкать. А вы, ребята, под этот пресс головы не суйте. Иначе и вам такие ярлыки наклеят — не отмоетесь.
42
Орловская рота уходила с «Зуба». Уходила, не спеша, гордо подняв головы. Солдаты оглядывались на черный камень. Махали ему рукой.
— Прощай, старик. — Матиевский кивнул камню с сожалением. — Жаль, что мы с тобой чайку не попили. Нету чая. А так бы погрели твои бока дымком.
— Пламенный привет «духам», — Богунов подмигнул «Зубу». — Оставлены для
— Давай, старик, не шатайся, — крикнул кто-то из отходящей цепи.
— Бока не простуди, — махнул рукой другой солдат. — Не жарко тут у тебя. Сквозит…
— И не скалься больше, «Зуб» ты наш ненаглядный. А то опять придется свинцовые «пломбы» ставить.
Орлов шагал рядом с Шульгиным. Широкий орловский лоб блестел на солнце. Глаза скрылись в прищуре.
— Слышал, слышал… Крепко достал тебя начальник. Демагогами обозвал, — Орлов коротко рассмеялся, язвительно продекламировал:
Он стратег И даже тактик, Словом, спец! Сила воли, Плюс характер. Мо-ло-де-е-ец!..Добавил серьезно:
— А ведь зарежет всем наградные. Будем носить ордена из г…на.
Шульгин упрямо взмахнул головой:
— Ничего… Останутся воспоминания, да такие, что подороже орденов. На таких высотах становится ясно, настоящий ты человек или так — видимость одна.
Шульгин улыбнулся, и Орлов также легко заулыбался ему в ответ.
— Да уж, ордена за подвиги нам не светят. Зато совесть чистая, это уж точно… А как руки чешутся, зубы чьи-то посчитать…
Орлов усмехнулся в смоляные усы:
— Приложился бы я к сытым физиономиям. Все эти политотделы вот уже где сидят, — Орлов рубанул ладонью по заросшей черной щетиной шее.
— Армейские чиновники, — Орлов раздраженно сжал кулак. — Кому нужна такая тьма трепачей? Армии нужны трепачи? Ладно, вот ты, мой заместитель, ты непосредственно работаешь с людьми, я тебя за себя оставить могу. Я бы вообще эту приставку «по политической части» снял бы вообще, к едрени… Ты мой заместитель по всем вопросам. Тебе можно все поручить. А сколько над тобой начальников-политотдельцев. Если считать их от батальона и дальше по армии, округу и до самой Москвы. Это же целая армия наберется. Ведь они же с людьми не работают. Они же только контролируют, инспектируют, проверяют. Птицы высокого полета. Ладно, если бы они решали проблемы своего недюжинного масштаба… Но они же проблем наших не знают вообще, а если и знают, то ничего не собираются делать.
Шульгин горько улыбнулся:
— Время сейчас такое. Мы у них под колпаком. Не только армия, вся страна под колпаком. И сделать ничего нельзя. Может, когда-нибудь найдется кто-нибудь на самом верху — добрый человек…
Орлов усмехнулся:
— Да уж… Найдется… Дождешься… Дождешься, пока всех не передушат, таких, как ты…
— Это кого передушат? — неожиданно раздался за спиной раскатистый голос Булочки. — Это нашего-то замполита задушат?
Старшина рассмеялся, откинул голову назад. Черная прядь волос с проседью взметнулась вверх.