В августе 79-го, или Back in the USSR

Ахмаров Азат

– Скажите, а есть ли у вас возможность профессиональной студийной записи альбома в международном формате?

– Да, фонограмма на катушке с тридцать восьмой скоростью и нужным качеством уже готова.

– А к какой концертной организации вы относитесь? Имеет ли она право на заключение международных договоров? – спросил уже герр Готлиб.

– Организация не совсем концертная – ЦДСА, но право на заключение международных договоров она имеет, – ответил я.

Немцы переговорили между собой, потом герр Готлиб кому-то позвонил – видимо, выяснял функции

этой организации, после чего вновь обратился ко мне:

– Мы хотим предложить вам не только заключить контракт на выпуск этого альбома, но стать вашими представителями на Западе для выпуска последующих альбомов и организации турне.

– Для начала я хотел бы знать, на каких условиях будет выпущен наш первый альбом.

– Мы предлагаем вам стандартный контракт: за тираж в сто тысяч мы переводим на ваши счета триста тысяч марок, за каждые последующие тиражи – по двести тысяч марок.

Может быть, для любого советского человека эта сумма была огромной, но я был сыном двадцать первого века и умел считать.

– Сколько будет стоить одна пластинка? – спросил я.

Немцы переглянулись и немного смутились.

– Около десяти марок, – сказал герр Шнитке.

– Двенадцать марок девяносто пфеннигов, – уточнил я, просвещенный старпомом Васильичем. Почему-то в Германии почти все пластинки сейчас стоили одинаково. – То есть общая прибыль от тиража составит примерно один миллион триста тысяч марок.

– Я понимаю, на что вы намекаете, герр Башкирцев, – кивнул герр Шнитке, – но нужно учитывать и наши расходы на производство и рекламу нового, не известного никому коллектива.

– Но на последующие альбомы рекламы понадобится гораздо меньше, почему же выплаты уменьшаются?

– Это общепринятая мировая практика.

– Не думаю, что меня устроят такие условия. – Я решил блефануть. – Мы сейчас ведем переговоры с Atlantic Records. Думаю, они смогут предложить нам лучшие условия.

То ли поверив мне, то ли поняв, что я не похож на советского лоха, немцы переглянулись и заговорили по-другому.

– Хорошо, каковы ваши условия? – спросил герр Шнитке.

– За первый тираж – семьсот тысяч марок, за последующие пластинки и другие доходы – восемьдесят процентов от оборота.

– Послушайте, герр Башкирцев, вы не понимаете специфику западного бизнеса. Мы не можем платить с оборота – только на налоги у нас уходит около тридцати процентов. Мы согласны платить восемьдесят процентов, но только от чистой прибыли.

– А как я из СССР смогу следить за всеми расходами и подсчитать чистую прибыль? Тем более что расходы можно увеличить искусственно (по крайней мере, в наше время в России так делают все, подумал я). Мне гораздо проще умножить цену пластинки на тираж, отпечатанный на конверте.

– Мы в Германии стараемся вести бизнес честно, и у нашей фирмы серьезная репутация, – попытался обидеться герр Шнитке.

– Да, я знаю. Но поймите и вы меня – я пока живу в СССР.

Они переглянулись, и представитель посольства сказал:

–

Герр Башкирцев, после заключения договора вы в любой момент сможете эмигрировать в Западную Германию. Посольство окажет вам любую посильную помощь – вы будете богаты и будете иметь официальный статус политического эмигранта.

– Я подумаю об этом потом, а сейчас будем исходить из настоящих условий. Я гражданин СССР. У меня самый перспективный музыкальный проект нашего времени. Какой процент от оборота вы можете предложить и каким образом я лично смогу получать деньги?

– Вы не страдаете излишней скромностью, – пошутил герр Шнитке и добавил: – Мы предлагаем вам такой вариант. Пока вы гражданин СССР, мы заключаем два контракта: один официальный, на двести тысяч марок, – с вашей организацией и второй – лично с вами. По нему триста тысяч марок мы переводим в любой банк на закрытый счет на предъявителя. Доход от последующих тиражей и альбомов мы делим так: тридцать процентов от общего оборота – вам и десять процентов официально по контракту – ЦДСА. Также мы хотим получить эксклюзивные права на все последующие альбомы.

– Нет, только на первый, – твердо заявил я, – зачем мне себя ограничивать. Когда группа станет суперпопулярной, я смогу обговаривать условия по-другому. Но вас я попрошу стать моим представителем по авторским правам на Западе, и вы будете получать за это комиссию – десять процентов.

– Хорошо, договорились. – Герр Шнитке был явно доволен – действительно, десять процентов от прибыли за исполнение во всем мире хотя бы одного хита могли запросто превысить всю прибыль от пластинки!

– Пока Карл готовит проект совместного контракта, я предлагаю выпить за начало нашего совместного бизнеса. Коньяк, водка, виски?..

– Коньяк… У меня к вам просьба. Мой экземпляр договора положите в ячейку сейфа того же банка. Кстати, посоветуйте, какой банк выбрать?

– Вот визитка с адресом старейшего банка Германии – Warburg & Co. – Герр Готлиб протянул мне визитку. – Если вы не против, можно воспользоваться его услугами.

– Хорошо.

– Карл, внеси в контракт реквизиты этого банка. Мы выпили коньяка, поговорили о подробностях контракта и на другие темы. Я оставил немцам свои координаты и телефон начальника ЦДСА.

– А ведь Гамбург – почти родина «Битлз», – вспомнил я. – Ведь гастроли в Гамбурге в 1960-м стали первой ступенью их славы. Там они познакомились с Ринго Старром. Тогда вы не смогли их разглядеть – может, теперь наверстаете упущенное.

– Будем надеяться, что ваша слава и доходы будут сопоставимы с успехом и доходами ливерпульцев! – с улыбкой сказал герр Шнитке.

Мы подписали договор и распрощались. От радости и гордости меня просто распирало, и, выйдя из посольства, я не сразу заметил, как рядом со мной остановилась черная «Волга» и из нее вышел человек в строгом костюме. Он показал мне красное удостоверение сотрудника КГБ и попросил сесть в машину. У меня сразу вспотели руки: неужели все?!