В благодатный год

Семенов Сергей

– - То есть… я тебе говорю… во всякое время… и больше ничего… -- лепетал коснеющим языком, шибко пошатываясь, Клим, спускаясь с кумом по лестнице.
– - Если бы ты был мне… не кум, не друг, не приятель, тогда… дело девятое… а то ведь ты мне -- во кто!.. Эх!.. давай поцелуемся.

И кумовья, снявши шапки, стали

лобызаться.

– - Что это вы, по рукам, что ли, об чем ударили, что целуетесь-то?
– - подходя к ним, спросила баба.

– - А, кумова жена!
– - воскликнул Селиван.
– - И ты на базар прибрела?

– - Не вам одним гулять-то, надо и нам черед справить, -- сказала баба.

– - Следует, право, следует!
– - пробормотал Клим, скашивая один глаз на жену, и вдруг запел хриплым голосом и довольно несвязно:

Погуляем и попьем,

Во солдатушки пойдем, --

Во солдатушки пойдем,

Мы и там не пропадем.

– - Не возьмут в солдаты-то, куды ты там годишься: из-под пушек гонять лягушек?
– - проговорила баба.
– - А ты вот что скажи: что же это ты, не кончимши дело, гулять-то пошел?

– - Какое дело?.. Что не кончимши?.. У нас все дела покончены.

– - Все покончено, а ничего не куплено: ни рукавиц, ни валенок, ни еще чего. Эх ты, хозяин!

– - Ну, купим, об чем толковать-то?.. Все купим: и рукавицы, и валены, и печены, и жарены…

– - Ну, так пойдем, чего же прохлаждаться-то?.. Уж пора… А то давай деньги, я одна все куплю, а ты ступай на телегу, где уж тебе таскаться со мной.

– - Деньги? Изволь… получай деньги, -- проговорил Клим и, порывшись в кармане, вытащил оттуда рублевку и несколько медяков, которые и подал жене.

– - А еще-то?
– - спросила баба.

– - Еще?.. Спроси еще у богатого мужика,

а у меня нет больше: старосте отдал.

– - Да как же так, родимый!
– - чуть не взвыла баба.
– - Что на них покупать? Мне почесть целковый дома отдать нужно: ономнясь, когда были попы, на молебен полтинник занимала, да за лето-то копеек на тридцать мыла набрала. Куда их потянуть-то?

– - Куда хошь, туда и тяни, а нам некогда, -- сказал Клим.
– - Едем кум!

– - Едем девятый день, десяту версту…

И кумовья, снова обнявшись, зашагали по базару; баба осталась на месте и, зажав в руку полученные от мужа деньги, уперла глаза в землю и остановилась как окаменелая…

– - Мама! а, мама!
– - дергая ее за рукав, проговорил Николка, -- а букварь-то с доской вы купите мне?

– - Убирайся ты к шуту с букварем-то своим!
– - вдруг окрысилась на мальчика баба.
– - Какой грамотник выискался! На что тебе грамоту-то знать? Сбирные куски, что ли, записывать? Небось и так не растеряешь…

Мальчик вдруг как-то съежился и вздохнул; две крупные слезы показались в его голубых глазах и как горошины скатились по румяным от мороза щекам наземь. С этими слезами из его головы вылетели и те надежды, которыми он жил эти дни.

А народ, не переставая, двигался по базару толпою, входил в трактир и выходил из него. Шумные разговоры, веселые крики, брань, песни вылетали из уст людей и, сливаясь с божбой торговцев, пиликаньем гармоник гуляющих рекрутов и пением слепых и убогих, тянущих с самого утра по десяти раз подряд одни и те же стихиры, -- уносились далеко ввысь и, разливаясь в свежем осеннем воздухе, бесследно исчезали там.

‹1898›