В бою антракта не бывает
Шрифт:
Онемевшими губами Страхов был вынужден сказать:
– Не паникуйте.
Но в этот момент сам был близок к панике. Стекла у джипа затемненные, а не зеркальные, через них хорошо просматривался весь салон. Еще пятьдесят метров, и подчиненные увидят необычное состояние начальника, заметят и посторонних внутри.
Алексей сумел-таки прочувствовать, что такое настоящий страх, поскольку караульные могли спровоцировать вооруженную четверку. Он думал об этом, садясь за руль, но так надеялся на благополучный исход, что воображение выдавало
Еще в типографии он сказал Ирине: «Заводская территория – это еще не все. Городок у нас маленький. Меня и мою машину знает каждый. В связи с вашим побегом все силовые структуры города перешли на усиленный режим службы. На каждого из вас у милиционеров имеется ориентировка. Все смотрят в оба.
Практически он играл против себя, но отчетливо понимал: чем больше он загрузит пассажиров сообщениями разного толка, тем будет лучше для него. Он сам едва справлялся с потоком информации, которую, словно шахтер-передовик выдавал на-гора.
У Страхова был еще один вариант, но о нем он думал с содроганием. В трехстах метрах от завода дорога сливалась с шоссе, полкилометра по нему – и за плавным поворотом под горку откроется вид на будку дорожно-патрульной службы. Для бандитов это будет неожиданностью, так как пост открывался внезапно, выскакивал, словно черт из табакерки. Успокаивающая фраза: «Мои коллеги меня никогда не останавливают» – и педаль тормоза в пол. Бандитов бросит вперед, а у него хватит времени на то, чтобы рывком распахнуть дверь и выброситься из машины с предупреждающими криками.
Алексей отбросил этот вариант, вспомнив о трупе в багажнике своей машины.
То же самое можно было проделать и возле проходной. Но торможение при такой малой скорости ничего не даст, только усугубит положение; начнешь разгоняться – только ускоришь процесс расправы. Достанется и от «макарова», и от «калашникова».
Алексей мысленно обрушился на своего подчиненного: «Какого черта вылез второй караульный?!» Его обеспокоенность тут же передалась Ирине, и их мысли почти совпали. Затем он тихо выругался, проклиная и рьяность начальника караула, и сложившуюся традицию: «Семафорите?..»
– Вы сказали, что будет только один охранник. – Ирина часто сбивалась, обращаясь к майору то на «вы», то более фамильярно. – Ты заранее знал, что их будет так много?
Ситуация показалась ей безвыходной. Впереди закрытые ворота, с двух сторон вооруженные охранники. Два варианта, и оба губительные: пока еще не подъехали слишком близко – отдать майору приказ разворачиваться; и второй – демонстративно приставить к его виску пистолет, чтобы вынудить охрану открыть ворота.
Сзади раздался жалкий голос Кисина:
– Приехали...
Даже Николай Трофимов, самый, пожалуй, выдержанный и смелый из всех, наклонился к плечу девушки:
– Надо сдаваться, Ира.
Она дернула плечом. Однако через
– Бесполезно. Перестреляют.
Майор невольно сбавил обороты. Машина еле ползла по асфальту.
Агеев забыл, зачем вышел. Ему нужно было идти открывать ворота, а он словно прирос к смотровой площадке. Действительно, смотровая, если учесть то, что открылось взору рядового. Его напарник громко прошептал:
– Ни фига себе!..
А начальник караула пожалел о том, что смотрит сейчас из-под ладони, а не через видоискатель своей компактной видеокамеры. И совершенно неожиданно, не по уставу, его ладонь скользнула со лба в сторону – старший лейтенант сделал два дела одновременно: отдал честь, приложив руку к «пустой» голове, и коснулся пальцами виска, словно намекая: «Ты, майор, видно, совсем свихнулся». Теперь ему стала ясна причина, по которой джип полз со скоростью черепахи.
«Бесполезно. Перестреляют».
Жар от дыхания – то ли Трофимова, то ли от безнадежности в его голосе, то ли все, вместе взятое.
Ладонь была влажной, пистолет в ней – непомерно тяжелый.
«Дятел!» – Ирина про себя обругала Трофимова, который постукивал ее по плечу. Она уже отчетливо видела молодого офицера, который из-под ладони всматривался в приближающуюся к посту машину.
Мешала нервозность майора, который в свое оправдание что-то говорил о семафоре; мешал Заботин, отвлекал дятел-Трофимов и его прикосновения, которые стали частыми; и вот сейчас его рука застыла на плече Ирины и сжала его. Рядом близость другого плеча, плеча майора.
Плечо майора...
Близость...
Это не виделось выходом, но решение пришло неожиданно. Если что-то и могло отвлечь охранников, так это обратное – привлечь их внимание.
– А ну-ка. – Ирина облизнула пересохшие губы и высвободила левую руку, – смертельный номер, майор. И если ты сделаешь вид, что тебе не понравилось, клянусь, я пристрелю тебя.
Девушка придвинулась ближе к Алексею, левой рукой обвила его шею и притянула к себе; правая рука по-прежнему сжимала рукоятку пистолета.
– Обними меня, – прошептала Ирина, – и сделай соответствующую рожу.
Пацаны на заднем сиденье переглянулись. И только. Они ничего не понимали. Даже забыли о смертельной опасности.
– Черт! – выругался Трофимов, невольно приоткрыв рот. Он видел, как пришли в движение челюсти майора – он отвечал на поцелуй Ирины: жадно, словно это был последний поцелуй в его жизни, так жадно, что Николаю со стороны казалось, майор жует ее губы, кромсает их и пьет кровь.
Страхов на секунду прикрыл глаза, машина вильнула в сторону. Ирина крепче впилась в его волосы на затылке, возвращая на место помутневший от неожиданности разум майора. Она оторвалась от него – но только за тем, чтобы произнести: