В бухте Отрада (рассказы)
Шрифт:
Неделю тому назад позанимались мы грамматикой, а потом и сам не знаю, как у меня это вырвалось:
– Эх, Валя! За один только твой поцелуй я готов переплыть через весь залив. Только прикажи - сейчас же я это сделаю.
Сказал я так и сам испугался.
Она вспыхнула вся, радостно сверкнула зубами и ответила:
– Зачем же я такую глупость буду говорить? А поцеловать тебя и без этого можно.
Подошла ко мне и точно огнем опалила мою душу. У меня даже голова закружилась. От неожиданности я совсем растерялся и не могу ей сказать ни одного ласкового слова. От радости у меня даже слезы на глаза навернулись.
– А грамматику я обязательно одолею.
И тут же ушел от Вали.
А вчера от ее матери узнал интересную новость. Сидел я с нею на кухне за чаем, разговорились о жизни. Старушка разоткровенничалась и сообщила мне:
– Только тебе, Захар, одному скажу я тайну.
Я насторожился.
– Моя Валя-то ненаглядная - ведь она дочь адмирала.
От этих слов меня будто кто по сердцу резанул. Пропала моя головушка! Разве такая девица пойдет замуж за деревенского парня? Горько мне стало.
– Как это могло получиться?
– спрашиваю.
Настасья Алексеевна начала издалека. Больше всего она служила у морских офицеров - то горничной, то кухаркой. Пришлось ей немало горя хлебнуть. Когда она молодой была, многие господа льнули к ней. И трудно было ей, сироте, отбиваться от них.
Я, заслушавшись, глядел на Настасью Алексеевну, а она рассказывала дальше:
– И вот поступила я горничной к капитану второго ранга. Он человек хороший и добрый, а жена у него - ведьма с Лысой горы. И любовников у нее перебывало столько, сколько в году недель. Двух детей она ему родила, только ни один из них не похож на капитана. Видать - чужие дети. Уехала она с ними на все лето в Крым. Ну, барин и начал за мною ухаживать. Как-то раз подпоил он меня сладким вином... Ну, что ж тут говорить? Ни один человек не знает, где потеряет свое счастье, где найдет. Забеременела я и думала - конец мне. А барин-то оказался совестливый человек. Когда я уходила от него, наделил он меня деньгами. А потом уж приходил на свидание к дочери, помогал мне... Благодаря ему она городскую школу кончила, и сто рублей у нее лежат в сберегательной кассе. И теперь гляжу я на свою Валеньку, - вылитый отец. Только ты, Захар, случайно не проговорись ей. Она ничего об этом не знает.
Я обрадовался, что Валя не знает о своем происхождении, и говорю:
– Будьте спокойны, Настасья Алексеевна. Все ваши слова скроются в моей голове, точно камни в море. Только позвольте спросить: выходит, что отец Вали вовсе не адмирал, а капитан второго ранга?
– Верно, был таким, а теперь он - адмирал. Виктор Григорьевич Железнов. Может, слыхал о нем? Умный человек...
– Нет, ничего не слыхал. Мало ли у нас во флоте адмиралов? Всех не упомнишь.
Вот какая, друг, история...
Теперь я и сам не знаю, как у меня обернется дело с Валей.
VII
Захар Псалтырев замолчал и задумался.
Ротный писарь вручил мне открытку от моих родителей. Я наскоро прочитал ее: дома все благополучно. Потом повернулся к Псалтыреву:
– Рассказывай дальше. Как твои господа поживают?
– Нескладно живут. Но это еще что. А ты вот послушай, как и меня затянули в новое дело... Сначала мой барин, капитан первого ранга Лезвин, взял меня с собою в плавание. Командует он крейсером "Алеша Попович". Корабль что надо! Заглядишься! Очень быстроходный. Жаль
– Собери свои вещи. Поедешь со мною.
Барин мой оказался человеком простецким. С ним можно было разговаривать о чем угодно. На этот раз он, правда, почему-то насупился, но я все-таки обратился к нему:
– Осмелюсь спросить, ваше высокоблагородие, куда будем держать курс?
– Будешь жить в моей квартире и прислуживать барыне.
Огорошил он меня этими словами, но разве командиру можно перечить?
Когда мы прибыли, барыни дома не оказалось. Вижу я, приуныл старик, точно его с должности рассчитали. Зовет меня к себе в кабинет и спрашивает:
– Ты женат, Захар?
Дернуло меня за язык соврать ему:
– Так точно, ваше высокоблагородие.
– Любишь свою жену?
– Да как же, ваше высокоблагородие, не любить жену? Она и первая помощница мне по хозяйству, и жить мне с ней веселее.
– А не боишься, что в деревне может с каким-нибудь парнем любовь закрутить?
– Что ж поделаешь... Меня дома нет. Значит, ее воля.
– Ну, а если бы это случилось при тебе?
Думаю: к чему это он клонит? И отвечаю:
– Я бы этому парню морду набил. А потом посмотрел бы: крепко они принайтовились друг к другу или нет? Если она только дурить вздумала, то и ее проучить не мешает. А если она всерьез полюбила, то катись от меня на паровом катере к чертовой матери.
Барин похвалил меня: правильно, мол, я смотрю на жизнь. Помолчал он немного, пощипал свою ржавую бороду.
– Вот что, Захар, у нас тоже бывают такие случаи... Ну, как бы тебе это объяснить? Жена мне изменяет.
Он запнулся, покраснел, точно его в мошенничестве обличили. Я стою вытянувшись и руки держу по швам, как полагается. Вдруг он выпалил:
– Так вот, Захар, в чем дело. Если ты в мое отсутствие заметишь на горизонте что-либо подозрительное, то доложишь мне. Скажем, лейтенант или мичман появится в моей квартире... Ясно?
– Так точно, ваше высокоблагородие, все ясно.
– Только хорошенько смотри за горизонтом, как сигнальщик с корабельного мостика. А я буду тебе платить за это пять рублей в месяц. Это сверх того, что ты вообще получаешь.
– Есть, - отвечаю я.
Он даже похлопал меня по плечу.
– Молодец ты у меня! Умный парень. Уверен я, что от твоего глаза ничего не скроется.
Вот с этого и началась у меня настоящая жизнь. Вечером явилась домой барыня, нарядная, раздушенная. Увидела она мужа и с такой радостью бросилась к нему на шею, что он моментально повеселел. Сейчас же началось у них пиршество. Раньше такой любви у них я не замечал.
Утром барин собирается в море. Барыня горюет, плачет, внушает ему, что без него она от тоски с ума сойдет. Он утешает ее, обещает недели через две опять вернуться к ней. Я решаю про себя: пожалуй, зря барин заставляет меня следить за ней. Она просто взбалмошная женщина, но мужу не изменит. Только одно было подозрительно: уж очень ласковой она стала со мной. А на следующий день звонит по телефону кому-то: