В Бурьяне
Шрифт:
— ЧТО ТЫ ТАМ ДЕЛАЕШЬ, МАЛЫШКА? — крикнула Бэкки в ответ, съезжая на обочину. — А-НУ КА ИДИ СЮДА! А-НУ КА СЕЙЧАС ЖЕ ИДИ СЮДА!
— ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ МЕНЯ НАЙТИИИИИИ! — крикнула девочка помутневшим от радости голосом. — ИДИ НА МОЙ ГОЛОС!
Крики, казалось, доносилсь с дальней стороны поля, где трава была высокой. Разве она там еще не искала? Разве она не истоптала всю траву в ее поисках? Разве она не терялась там самую малость сама?
— ЖИЛ БЫЛ ФЕРМЕР ПО ИМЕНИ ЛИ! — крикнула
Бэкки направилась к середине поля. Она сделала два шага, как в ее утробе возникло разрывающее ощущение, и она вскрикнула.
— ПРОГЛОТИВШИЙ СЕМЯН И ЗЕМЛИ! — выкрикнула она, дрожащим от едва контролируемого смеха, голосом.
Бэкки остановилась, выдохнула боль, и когда ее пик минул, она сделала еще один осторожный шаг. Боль вернулась к ней тотчас — сильнее, чем прежде. У нее было ощущение, будто внутри что-то раскалывается, как будто ее кишки были туго натянутой простыней, которая начинала рваться посередине.
— БУРЬЯН В ТОТ ЖЕ МИГ, — напевала девочка, — ЕГО ТЕЛО НАСТИГ.
Бэкки всхлипнула еще раз и, пошатываясь, сделала третий шаг — практически добралась до второй базы, неподалеку от бурьяна — как очередной приступ боли пронзил ее и поставил на колени.
— СРАЗУ ЯЙЦА ТРАВОЙ ОБРОСЛИ! — завопила девочка дребезжащим от смеха голосом.
Бэкки обхватила обвисший, опустевший бурдюк, приходившийся ей животом, закрыла глаза, опустила голову и ждала облегчения. И когда она почувствовала себя чуточку лучше, открыла глаза…
И в пепельном свете утренней зари она увидела Кэла, глядевшего на нее сверху вниз. Его взгляд был пронзительным и жадным.
— Не двигайся, — сказал он. — Подожди немного. Просто отдыхай. Я с тобой.
Он был по пояс голым и стоял возле нее на коленях. В сизом полумраке его щуплая грудь выглядела очень бледной. Лицо же его было обожженым — сильно обожженным, и прямо на кончике его носа был волдырь — но помимо этого он выглядел свежо и нормально. Даже более того: он выглядел полным бодрости и жизненных сил.
— Ребенок, — попыталась сказать она, но получился лишь скрипящий щелчок: будто кто-то попытался отомкнуть ржавый замок ржавыми инструментами.
— Хочешь пить? Еще бы. Вот. Держи. Положи в рот. — Он вложил мокрый, прохладный конец своей скрученной футболки ей в рот. Он смочил ее водой и завернул в полоску.
Она алчно присосалась к нему — словно младенец жадно припавший к груди.
— Все, хватит. Тебя стошнит. — сказал он, забирая у нее влажную хлопковую веревку и оставляя ее ловить воздух, словно рыба в ведре.
— Ребенок, — прошептала она.
Кэл улыбнулся ей — своей наилучшей, самой потешной улыбкой.
— Разве она
Он потянулся в сторону и поднял сверток, обернутый в чью-ту футболку. Она увидела, что из-под этого савана выглядывал маленький голубоватый вздернутый носик. Нет; не из-под савана. Саваны для мертвецов. Это были пеленки. Она родила ребенка здесь, в бурьяне, и ей даже не понадобилось убежище.
Кэл, как и всегда, говорил так, будто у него был прямой доступ к ее собственным мыслям.
— Ну разве ты не маленькая Дева Мария? Интересно, когда же появятся волхвы! Интересно, какие же дары они принесут нам?
У Кэла за спиной появился веснушчатый, обгоревший мальчик. Его торс тоже был обнаженным. Вероятно, именно его футболка была намотана вокруг ребенка. Он склонился, упираясь руками в колени, чтобы посмотреть на запаленатого младенца.
— Разве она не чудо? — спросил Кэл, показывая ее мальчику.
— Она восхитительна, Капитан Кэл, — сказал мальчик.
Бэкки закрыла глаза.
Она ехала на закате, с опущенными окнами, и ветер сдувал ей с лица волосы. Бурьян окаймлял дорогу с обеих сторон, простираясь перед ней до самого горизонта. Она будет ехать через него всю свою жизнь.
— Засела девчонка одна в бурьяне, — напевала она про себя. — И стала ждать вдоль проходящих парней.
Бурьян шелестел и скребся о небо.
Позже этим утром, она на несколько мгновений открыла глаза.
В руке у ее брата была запачканная в грязи кукольная нога. Впиваясь зубами в эту ногу, он завороженно глядел на нее глупым, оживленным взглядом. Она была словно живая, округлая и мясистая, разве что несколько маловата, еще и странного бледно-сизого цвета, почти как замороженное молоко. «Кэл, нельзя есть пластмассу», подумала она о том, чтобы сказать, но это требовало слишком больших усилий.
За ним сидел маленький мальчик, повернувшись боком и слизывая что-то с ладоней. Это было похоже на клубничное желе.
В воздухе витал резкий запах, схожий на аромат только что открытых рыбных консервов. От него у нее забурчал живот. Но она была слишком ослабленной, чтобы подняться, слишком ослабленной, чтобы что-нибудь сказать, и когда она опустила свою голову на землю и закрыла глаза, она моментально погрузилась в сон.
В этот раз ей не снилось ничего.
Где-то залаяла собака. Застучал молоток. Одним звонким ударом за другим он привел Бэкки обратно в сознание.