В царстве тьмы (Грозный призрак, В шотландском замке, Из царства тьмы)
Шрифт:
Анастасия Андреевна сильно изменилась в лице. Она поздоровалась с гостями, избегая глядеть на доктора, и тотчас завела разговор о ночном происшествии.
— Я сейчас была у Карла. Бедный мальчик умер в то время, когда я пробовала дать ему молоко с коньяком. Какая страшная и удивительная история. Я никогда не слышала, чтобы волки подходили так близко к замку. Между прочим, любопытно, что волк, точно вампир, высосал у него всю кровь. Что вы думаете об этом случае, доктор?
— Думаю, что в лесу водятся волки и что раненый потерял очень много крови, — холодно ответил доктор. — Однако, я должен освидетельствовать труп, — прибавил он, поспешно допивая кофе.
Заторский встал, обменялся многозначительными взглядами
Анастасия Андреевна ушла к себе расстроенная и взбешенная. По холодному и враждебному взгляду Вадима Викторовича она поняла, что ночная сцена не забыта, и в ней закипела бессильная злоба. В пылу гнева и ревности она забыла, казалось, таинственное приключение минувшей ночи и что-то глубоко затаила, а затем приказала заложить лошадей. Сказав, что едет в Ревель по делам и вернется к обеду, она уехала.
В городе баронесса отослала экипаж в гостиницу, где тот должен был ожидать ее, пока она сделает несколько визитов и различные покупки. Но как только коляска скрылась за углом, Анастасия Андреевна вышла из магазина, где перед тем высадилась, и отправилась в Катаринен таль. Разными обходами она дошла до узенькой улицы, вдоль которой по обе стороны тянулись сады, огороды и дачи, а в ее конце, почти в открытом поле, стоял одинокий дом, окруженный садом и высоким дощатым забором. Баронесса позвонила у калитки, которая минуту спустя отворилась и пожилая женщина угодливо встретила посетительницу, видимо, ей уже хорошо известную.
— Пожалуйте, сударыня, дедушка дома, — сказала она, вводя баронессу в просто меблированную комнату и приглашая присесть в ожидании.
Через несколько минут опираясь на палку вошел высокого роста сгорбленный старик. По морщинистому и высохшему, точно пергамент, лицу ему можно было дать чуть не сто лет, но глаза были ясные и живые, как у молодого человека, и сверкали, словно два угля. Эрик Кесконен слыл опасным колдуном. Он приветливо поклонился баронессе, а та подала ему пакет с табаком и другой, с платьем и гостинцами для его внучки. Поговорив немного, старик провел посетительницу по длинному коридору в запертую на ключ и освещенную керосиновой лампой комнату без окон. Воздух в ней был пропитан острым и едким запахом, по убранству было видно, что это лаборатория колдуна. В углу валялась куча можжевельника, на полках по стенам стояли бутыли, склянки разной величины и лежали пучки сушеных трав. Посередине комнаты был стол, крытый красным сукном, а на нем стояли два шандала, по семь свечей каждый — один с красными, другой с черными, три небольших железных жаровни и круглый таз с водой. Тут же лежала старинная книга в кожаном переплете. В глубине виднелась большая русская печь, а на стене занавеска, что-то прикрывавшая. Около стола стояли два старых кресла, и на одно из них Кесконен пригласил сесть баронессу.
Анастасия Андреевна выложила из кармана на стол десять золотых, которые старик с жадностью спрятал в карман. После этого колдун сел в другое кресло и попросил гостью изложить, что та желает от него.
С негодованием рассказала Анастасия Андреевна, что любимый ею человек ускользает от нее, влюбившись в ничтожную девчонку, которую она имела неосторожность пригласить к себе. Хотела же она сохранить любовника, избавиться от мужа и, если возможно, и от соперницы.
— Сейчас поглядим, возможно ли все это и благосклонны и благоприятны ли нам силы, — внимательно выслушав ее ответил колдун.
Он встал и отодвинул занавеску на стене: там скрывалось большое зеркало без рамы, а стекло казалось черным и тусклым. Старик сделал несколько кабалистических знаков, невнятно произнося заклинания, и поверхность зеркала стала покрываться словно облаками, которые клубились и испещрены были искрами. После этого Кесконен нагреб в печи углей, посыпал на них зерна и можжевельник и желтоватый порошок, полил каким-то маслом и все это поджег. По комнате
— Возьмите назад ваши деньги, сударыня, — сказал он, выкладывая золотые на стол. — Ничего не могу сделать для вас: силы не повинуются, потому что препятствуют другие, много значительнее.
— Но почему? Ведь вы же раньше помогали, Кесконен! Постарайтесь, пожалуйста, я заплачу вдвое! — крикнула ошеломленная и взбешенная баронесса.
— Хоть бы и в сто раз! Поглядите сами в зеркало. Вы помните, что видели раньше, вот и сравните, — резко ответил старик.
— Вы просто стареете, милый мой, и скрываете свое бессилие будто бы враждебными силами, — возразила баронесса с присущей ей злостью и подошла к зеркалу.
Она не видела насмешливого и презрительного взгляда, каким окинул ее старый колдун. Горя нетерпением и злобой, приблизилась Анастасия Андреевна к зеркалу и стала всматриваться в его поверхность, которая прежде отражала сцены любви и торжества. Теперь, как и тогда, облака раздвинулись и перед ее глазами открылась странная картина, окутанная сероватой мглой. Она не могла определить, стены ли то были или густой лес обрамлял небольшую прогалину, на которой стояли она сама и Вадим Викторович. Но между ними, разделяя их, бурлил по каменистому дну ручей и пурпурные волны его, разбиваясь о камни, обдавали обоих кровавой пеной. Вдруг из тумана выступила юная и прекрасная женщина в индусском наряде, с длинным шнуром из красного шелка в руке: большие, черные глаза ее смотрели на баронессу неумолимо жестоким взглядом. Потом она начала плясать вокруг любовников, которых все теснее опутывала своим пурпурным шнуром, становившимся все толще. Далее баронесса и Вадим Викторович, связанные между собой, но разъединенные, однако, густой дымкой, свалились в поток, а красные волны повлекли их в разные стороны…
Немая от ужаса и не будучи в состоянии шевельнуться, смотрела баронесса на проносившуюся перед ней страшную картину, а затем зашаталась и, глухо вскрикнув, упала. Кесконен вынес гостью в коридор и там внучка помогла привести ее в чувство. Пока они оба хлопотали около нее, внучка спросила деда, что случилось.
— Я отказался помогать ей, потому что воспротивились враждебные силы.
— Ты, дед, не можешь ей помочь?.. Да ведь ты уже дважды ей помогал! И кто же в силах помешать тебе? — с растерянным видом спросила внучка.
— Да, да. В первый раз я помог заполучить ей мужа, а во второй — любовника, и связь, мною скованная, держалась прочно. Теперь же навезли ей в дом кучу демонов, ужасных по своей силе, а наши много слабее и не могут бороться: вот эти новые-то уже уничтожили все то, что сделал я. А барыня теперь — держись! Не хотел бы я быть на ее месте. Надо полагать, хорошо то, что она увидела в зеркале, если без чувств свалилась. Экая ведьма! Ну, а я воздержусь путаться в ее дела, чтобы не навлечь на себя всю эту дрянь, которая на нее и обрушится.
Он смолк, потому что баронесса пошевелилась и вскоре открыла глаза. Бледная и расстроенная, даже забыв взять возвращенные колдуном деньги, вышла она из дома.
Узнав об отъезде баронессы в Ревель, Мэри не вышла к завтраку и осталась в своей комнате, чтобы свободно подумать и потихоньку подготовиться к отъезду, так как ни за что не хотела оставаться в замке. Она боялась, так как была уверена, что тигр действительно полз к ней, и эта уверенность еще больше усилилась после рассказа горничной о подробностях смерти Карла. Не волк, а тигр укусил его: вспугнутый, вероятно, появлением доктора, он скрылся из комнаты и загрыз сторожа.