В центре музыки
Шрифт:
– Это очень интересно, как и ты сама. Ты очень необычная девушка.
Его лежащая рука, которая покоилась на столе, накрыла мою и стала поглаживать ее пальцами.
Я тут же напряглась, спросив:
– В каком смысле «необычная»?
Он сразу почувствовал перемену в моем настроении.
– В том смысле, что лишь ценитель женской красоты поймет, насколько ты индивидуальна. Почему напряглась?
– Мне не нравятся такие разговоры, – сказала, глядя ему в глаза, пытаясь высвободить руку.
– Успокойся, – не позволив мне убрать руку. – Я тебе
Смотрю на него во все глаза, пытаясь его прочесть, но ничего не чувствую. С другими всегда срабатывала, а его не могу. Я знаю, почему… знаю… мне хочется ему верить…
– Ты знаешь, что твои глаза меняют цвет?
– Знаю.
– Мне нравятся твои глаза.
– Не надо, – не позволила ему продолжить.
– Ладно…
– Амирхан —
По ее просьбе остановился немного дальше ее подъезда. Заглушил двигатель, повернулся к ней.
– Посмотри на меня, Юна, – обратился я к ней.
Кусает свои губы, когда мне самому хочется их искусать, но я держу себя в руках, нельзя спугнуть. Я на очень тонком льду, нужно быть максимально осторожным. Юна поворачивает ко мне голову. В этот момент важен зрительный контакт, и я ловлю его, держу и, не отпуская его, продолжаю:
– Мне очень понравилось проводить с тобой время, Юна. А тебе понравилось?
Она не сразу ответила, какое-то время смотрела на меня. Я понимаю, что она там хочет найти… нет, ты там этого не найдешь.
– Да… – покраснев и смущаясь, призналась.
Признание ей с трудом далось. Как же ей идут красный щечки, особенно если учесть, что у нее очень светлая кожа. Но я не помню, чтобы девушка передо мной краснела после того, как я ее угостил кофе… Ах да, я же никогда этого не делал. Но она особый случай… она особенная, пожалуй, это слово, ей больше подходит. Это меня и смущает… Все также глядя ей в глаза, отвечаю:
– Я очень рад этому, – и вышел из салона, обошел, открыл ее дверь, подал ей руку как джентльмен. Помог ей выйти, подал рюкзак.
– Спасибо большое.
– До понедельника, Юна.
Скромно улыбнувшись, она ответила:
– До понедельника, Амир.
Мое имя так мягко прозвучало из ее уст. Я не удержался и провел ладонью по длине ее светлых с пепельным налетом волос, чувствуя пальцами их шелковистость.
– У тебя очень красивые волосы, – неожиданно для себя, хрипло сказал я.
– Правда? – удивленно спросила она.
– Правда, Юна… твои волосы и глаза безумно красивые, как и ты сама. Надо быть слепым, чтобы этого не заметить.
– Спа-сибо… – взволнованно сказала она, но получилось с придыханием. – Я пойду.
– Да…
Она развернулась и пошла, завернув за угол. А я еще стоял и смотрел на то место, где еще недавно была Юна. Кажется, я что-то упустил… Юна… у нее даже имя необычное…
Подскочил в постели, дернувшись во сне. Сидел еще с минуту, сердце в сумасшедшем танце колотилось в груди. Встал, прошел на кухню, взял из холодильника бутылку воды. Надел тапки и, накинув халат
Я кричал и звал на помощь, обнаружив свою маму мертвой в своих комнатах. Ее убили. Вся нежность, которую она мне дарила, все застыло в мои тринадцать. Я резко повзрослел, когда потерял мать. Позже я узнал, что, оказывается, хотели убить не ее, а меня. А еще через год, что это дело рук старшей жены моего отца. Она решилась на этот шаг, как только поняла, что отец может провозгласить меня приемником, несмотря на то, что Амджад – старший сын. Я стал представлять для ее сына прямую угрозу. За убийство в нашей стране только смертная казнь, но казнили исполнителя, то есть слугу Барии. А саму ее нет, потому что королевская особа неприкосновенна, ее нельзя казнить. И отец не вынес это из семьи, он не хотел, чтобы люди шептались по углам. Он всегда говорил, что народ должен брать пример с шейха и его семьи. А какой можно взять пример, когда жена такое вытворяет. Будут тыкать пальцами и судачить, что шейх не может своих жен приструнить, как же он со своим народом справится. Везде найдутся смутьяны. И поэтому все, что мог сделать отец – это отлучить ее от себя и больше не посещать. Она так и жила одна, в достатке, ни в чем себе не отказывая, но далеко. Так себе наказание, скажу я вам. Ненавижу эту тварь! Я всегда чувствую себя ответственным за смерть своей матери, ведь она не должна была погибнуть.
В шестнадцать лет я купил всех слуг Барии.
Она любила пользоваться каждое утро кремом для лица, в который ей дозировано подсыпали яд и каждый раз меняли баночки, равномерно распределив содержимое, чтобы она не заподозрила подмены. Бария очень гордилась своей красотой и следила за собой, но это в прошлом. Потому что ее лицо изменилось и выглядит уже давно не так, как прежде. Сейчас оно пожухлое, обожженное, с темными и глубокими оспинами. Все знают, кто это сделал, но доказать никто так и не смог.
Вот, пусть живет и каждый раз, когда она смотрит на свое отражение, то знает и помнит, за что и кто это с ней сделал. На самом деле – это не лицо, а ее душа, которую я выставил на всеобщее обозрение.
А с Амджадом мы давно не поддерживаем братские отношения, опять же, благодаря его матери, Барии…
Иногда мама приходит ко мне во сне, к тому тринадцатилетнему мальчику.
У меня ее глаза, губы и даже цвет кожи…
6 глава. Амир
– Займитесь лично этим клиентом, он важен банку. Предоставьте ему на полгода сниженную процентную ставку, в конце концов. Так, ну этот вопрос можно считать закрытым… И пожалуй, на этом все, всех прошу разойтись по своим отделам.
Повернулся к рядом сидящему моему помощнику Муину с вопросом:
– Что у нас на повестке дня?
– У тебя две встречи, одна из них по новому проекту. Надо скоро выдвигаться.
– Тогда скажи Кате, пусть сварит кофе и берет документы, она едет с нами.