В час высокой воды

Песков Василий Михайлович

 _{Фото автора. 21 декабря 1985 г.}

Черно-белая магия

С Дмитрием Спиридоновичем Бисти в году уходящем тянули мы вместе нелегкий воз, часто собирались в его мастерской, много спорили, но не поругались, а подружились. Дела частенько держали до полночи. Я одевался уйти, а уставший не меньше меня хозяин, потирая руки, говорил: «А я еще часика два посижу…»

Он садился за стол к увеличительному стеклу, брал в руки резец и становился похожим на ювелира.

Художники

не любят, когда им «дышат в затылок», но за год мы пригляделись и притерпелись друг к другу, сторонний взгляд художника не беспокоил, и я наблюдал, как на срезе крепчайшего дерева появлялось птичье крыло, стебли ветром пригнутого камыша, лик солнца с черным овалом затменья… Мозолистая рука пахала резцом полированную целину древесины, бороздки прихотливо жались друг к другу, и возникало чудо резного рисунка. Моментами я замирал: вдруг дрогнет рука — ошибка загубит все. Но нет, «пахарь» не ошибался. Медленно ложились бороздка к бороздке. Были случаи, когда я видел последний штрих на бруске. Видел, как Бисти, стряхнув духовитую стружку, покрывал брусок самшита краской, клал на него лоскут податливой легкой бумаги и полоской полированной кости пригонял бумагу к бруску…

Я видел работу художников, достигавших нужного результата с виртуозной, покоряющей легкостью — кисть летала у полотна. Тут же легкости не было. Художник напоминал пахаря, причем не современного, сидящего на тракторе, а того, чьи руки держали соху. Иногда Бисти говорил: «Нет, сегодня не получается. Надо бросить…»

В мастерской гравера стопы бумаги, картона, тискальная машина, кипа рисунков, набросков, книги с его иллюстрациями. Место же, где он «пашет», занимает маленький уголок. Увеличительное стекло на стойке. Два десятка резцов с рукоятками, похожими на шляпки грибов.

И тут же рядом — брусочки самшита, напоминающие и весом, и цветом аккуратные слитки золота. Очень крепкая древесина. Я попытался как-то посчитать через стеклышко годовые слои, но не смог — так плотно слои лежали друг к другу. Каждый брусочек, как лоскутное одеяло, набран из плотно склеенных прямоугольников древесины. В Москве есть единственный мастер, умеющий это делать. Но и художников, избравших путь, где искусство сопряжено с высоким мастерством ремесла, считанное число.

Видный советский график Дмитрий Спиридонович Бисти — один из них.

Дмитрий Бисти за работой.

«Мнится, писание легкое дело, пишут два перста, а болит все тело». Эту строчку оставил в окончание труда своего древний переписчик книг. Нам, знакомым с книжными реками, текущими из печатных машин, трудно представить время, когда каждая книга создавалась писцом, макавшим в чернила гусиное перышко.

Десять — пятнадцать переписанных в день страниц. Такой была производительность труда. На переписку книги уходили многие месяцы. И рождалась при этом всего одна книга. Одна!

Громадным шагом вперед была техника вырезания буковок на досках и тисканье с досок книжных листов. Резьба далеко тяжелее писанья. Но зато сколько оттисков сразу! Иоганн Гутенберг, занятый книжным делом в германском городке Майнце, догадался

резные буквы на доске расчленить. Из них набирались страницы книги. Изобретение это, помеченное 1440 годом, вот уже полтысячи с лишним лет, совершенствуясь, служит людям.

Издревле, с тех времен, когда книги создавались писцами, рядом со словом в них помещали картинку. Поначалу это были лишь украшенья — витиевато рисованные буквы в начале каждой главы. Позже «буквицы» стали не рисовать — резать на дереве. У разных мастеров резьба получалась неодинаковой — ремесло становилось искусством. Постепенно не только заглавные буквы, а целые сюжеты стали украшать книги, дополнять содержание.

Иллюстрации делались на деревянных и медных досках. И постепенно произошло разделение труда: художник на бумаге делал рисунок, а мастер-резчик обращал рисунок в рельеф на доске. Случалось, мастерство гравера соответствовало искусству художника.

До нас дошли великолепные иллюстрации Доре к Сервантесу, к Распе. Классика! Но, восхищаясь художником, мы обязаны не забыть гравера. Это он четкими, безошибочными бороздками по твердому материалу делал возможным размножить рисунок в тысячах копий.

Но счастливый союз рисовальщика и столь же способного гравера был, к сожалению, нечастым. Громадный спрос на гравюру в издательском деле заставил создавать цехи и целые гравировальные мануфактуры. Искусство при этом сдавало позиции ремеслу.

Фототехника в прошлом веке положила конец размноженью рисунков гравированием. То, что резчик делал неделями, стали делать в считанные часы. Сегодня возможности хорошо оснащенной типографии поражают воображение. Быстрота. Точность. Высокое качество. В полиграфических процессах сегодня участвуют цветная пленка, компьютеры, лазерные лучи. Но вот чудо: островком в этом техническом мире живет, осталась жить ксилография — резьба по дереву, ручной каторжно-трудный процесс. Случайности в этом нет.

У ксилографии есть громадные выразительные возможности, с которыми при всем могуществе техника состязаться не может.

Художник и гравер сегодня выступают в одном лице. Рисовальщик при этом не дает ни малейшей поблажки резчику. И в результате искусство гравюры достигло больших высот. Оно не всем по плечу. Оно не терпит спешки и суеты.

Оно основательно, убедительно. От художника оно требует громадного трудолюбия, вкуса, знания тонкостей ремесла резчика. Подлинные мастера этого дела в книжном мире известны и почитаемы. Патриархом советских графиков-граверов был Владимир Андреевич Фаворский.

Сегодня столь же высокое мастерство демонстрирует Дмитрий Спиридонович Бисти.

Есть произведения, которые немыслимо иллюстрировать, например, акварелью. Маяковский, Шекспир, Гомер… Кипенье страстей, напряжение мысли, резкое чередование света и тени, соседство силы и слабости, добра и зла требуют особых выразительных средств. И эту задачу успешней всего решает художник-гравер. В упругом чередовании линий белых и черных, светлого поля и темного есть ощущение вечности. Потому-то великое произведение древности «Слово о полку Игореве» иллюстрируют граверы. И едва ли не каждый художник предлагает свое графическое прочтение бессмертного произведения. С громадным увлечением работал над иллюстрацией «Слова» В. А. Фаворский. За долгую жизнь четыре раза брался он разными рисунками помочь читателю глубже понять творение древнего гения.