В черном-черном городе
Шрифт:
Наташа. Ты хорошо читаешь. С выражением.
Дима. А у тебя интонация четкая.
Наташа. Ну ладно, уговорил.
Раиса. Почитай, девонька, а мы послушаем.
Наташа. Стихотворение:
Бабушка, налей компотПопросила НадяКогда дядя Коля проснетсяЕхать на рынок не надоТам будет мчаться машинаОна повернуть не успеетДай мне тарелку с малинойСвитер одень потеплееБабушкаНаташа. Вот такое стихотворение.
Раиса. Это про что же, деточка?
Дима. Это про предчувствия.
Валентина. А я ничего не поняла. Видать, совсем дурой стала.
Дима. А тут ничего понимать не надо, тут почувствовать надо.
Петр. А че почувствовать-то?
Дима. Страх, тревогу, необъяснимое.
Раиса. А необъяснимое, это че?
Наташа. Копче.
Петр. А то давайте, ребятки, правда, подсолнух принесу?
Наташа. Дядя Петя, мы ведь уже отказались.
Дима. Дядя Петя, а почему у вас тень без кепки?
Петр. А… как это, бог с вами, ребятки, вон она, кепка-то, на тениной голове.
Дима. Я пошутил.
Валентина. Вы, ребяты, над дядей Петей не смейтесь, он хоть и неграмотный, а всю войну прошел и ордена имеет.
Наташа. Мы не смеемся, мы ему помочь хотим.
Раиса. Это как же?
Дима. А вот так. Дядя Петя…
Петр. А?
Дима. Расскажи им про это?
Петр. А ты откуда про это?
Дима. Оттуда.
Наташа. Тебе сразу легче станет. Вот увидишь. Ну, не будь трусишкой?
Петр встает, подходит к краю сцены. Он растерян и подавлен. Освещение гаснет, Петр стоит в кругу света.
Петр. В 72-ом я почувствовал, что больше не могу жить. Я ничем не болел, хозяйство было налажено, родился Колька, все было хорошо и надежно. Но жить я уже не мог. Тогда-то я и решил поехать к святым местам, мне было уже за тридцать, то есть время, когда понимаешь, что святые места ничем не отличаются от несвятых, те же щелястые заборы, те же крики ребятишек, купающихся в местной полувысохшой речонке со смешным названием. Святое место – это место, где тебя окончательно отпускает и ты можешь подставить лицо ветру и присесть на поросший конским щавелем пригорок, и за этим ничего не последует. Я исколесил свою и соседнюю области и ничего подобного не встретил, везде меня сопровождало ощущение, что свою жизнь я уже прожил и мои руки обвязаны цветными полотенцами, а рот наполнен стеклярусом. Я не мог разговаривать с людьми, им еще предстояло жить, подставляя рот под капли дождя, который казался мне кислотным. На автовокзале в райцентре я встретил человека, похожего на моего отца, которого я помнил смутно, но которого не забуду. Он купил мне билет на автобус и подарил свою кепку. Когда автобус остановился, я пошел по какой-то кривой улице, которая вывела меня к небольшой площади, на которой находились собор XVIII века, универмаг, библиотека и кинотеатр. Я стоял и рассматривал трещины на плавящемся от жары асфальте, вдруг все завертелось у меня перед глазами и я упал. Очнулся я в тенистом городском парке на детских качелях. Какое-то время я не мог видеть, предметы расплывались, но самые таинственные перемены произошли со звуками, они как будто слились в один мультипликационный звукоряд, словно сотни Чебурашек разом жаловались на свою судьбу. В голове проносились картины, какие-то чернильные пятна, похожие
– Ну покатался и хватит, – сказал отец и подхватил меня за подмышки.
Потом мы ели мороженое, стреляли в тире, после этого пошли домой. Я вырос, закончил школу, встретил Раису, у нас родился Колька. Иногда по ночам мне чудился во рту привкус стекляруса, но это быстро проходило. Вечером, возвращаясь с работы и проходя между огородами, я вижу странные тени, похожие на чернильные кляксы, похожие, в свою очередь, на фигурки животных и людей. Они пугаются меня и исчезают.
Свет зажигается, Петр садится обратно на скамейку, вытирая лицо кепкой.
Наташа. Вот такое стихотворение.
Раиса. Это про что же, деточка?
Дима. Это про предчувствия.
Валентина. А я ничего не поняла. Видать, совсем дурой стала.
Дима. А тут ничего понимать не надо. Тут почувствовать надо.
Валентина. А че почувствовать-то надо?
Дима. Страх, тревогу, необъяснимое.
Раиса. А необъяснимое, это че?
Наташа. Копче.
Валентина. Вы, ребятки, над теть Раей не смейтесь. Она всю войну в поле проработала.
Дима. А мы и не смеемся. Мы помочь хотим.
Валентина. Это как же?
Наташа. Тетя Рая?
Раиса. Ась?
Наташа. Тетя Рая, расскажите про это?
Раиса. А ты откуда?
Наташа. Оттуда.
Раиса подходит к краю сцены. Она растеряна и подавлена. Свет гаснет.
Раиса. Это случилось, когда родился Колька. К нам приехала погостить сестра с детьми. Младшая Оля не ходила ни на речку, ни на улицу играть с местными ребятишками, бледная несмотря на июльское солнце она сидела у телевизора, карауля мультфильмы. Утром я пошла в магазин и купила кило шоколадных конфет, дети набросились на них и съели за десять минут. Оля не стала их есть, подошла и собрала оставшиеся золотые обертки. В тот же вечер я вешала белье и заметила на заднем дворе фигурку девочки, она сидела на корточках утрамбовывая руками землю, потом сорвалась с места и убежала в дом. Я подошла и увидела небольшой холмик с воткнутой в него щепкой, осторожно я разгребла холмик и ойкнула порезавшись об кусок оконного стекла, вытерев палец об фартук, я подняла стекло – под ним лежал скрученный из конфетных золотушек человечек, рядом с ним лежали стеклянные шарики и бумажный цветок. Я положила стекло на место и засыпала землей, стараясь, оставить все как было. В тот вечер Оля была еще тише чем обычно, но перед сном заплакала, мы с сестрой не могли понять в чем дело, потом она заснула. Ночью был ливень, мне не спалось– болела голова, я вышла на веранду, прислонилась к окну и стала слушать как ветер треплет старую грушу.
Вдруг кто-то с улицы внезапно тоже прислонился к стеклу, от неожиданности меня парализовало, сверкнуло молния и я увидела большого человека скрученного из конфетных золотушек, я не помню сколько стояли мы с ним разделенные оконным стеклом, потом он исчез. Утром я побежала на задний двор и сделала то, что забыла в прошлый раз – воткнула щепку в холмик. Оля стала поправляться, лучше есть, стала гораздо общительнее, со всеми, кроме меня. Мы как-то сторонились друг друга, словно между нами было нечто такое, что бывает иногда между взрослыми женщинами, выросшими вместе и пожелавшими никогда не видеться. Потом сестра уехала. Когда ночью идет ливень, я закрываю уши ладонями.