В четыре строчки мысль уместится вполне…
Шрифт:
и третьим к компании мрачной подсел.
С мышиной возней я теперь не у дел,
притихла в углу с примитивным вязаньем -
по кругу, как топлива выжиганье…
***
Себя в подконтрольную втиснешь узду,
но перехитришь ли Судьбу-тамаду?
Молю опохмела на пире чужом,
а вроде тихонько цедила боржом…
***
Хозяйка блюдо для гостей пересолила,
Но чтоб не поняли оплошности такой,
она и уксуса
соль не заметили за жгучею слезой.
***
Брать сильных духом лучше "на слабо" -
такой умрет, но не подаст и вида!
А слабый – "что ж, не надо ничего…" -
и горы тихо сдвинет от обиды.
***
Хоть утверждают, что видней со стороны,
мы часто взглядами других возмущены.
Живем в привычных заморочках, словно дышим,
или как храпа своего во сне не слышим.
Время кодов, железных дверей
***
Есть время обзаводиться добром
и время с лихвой избавляться от хлама.
Есть время, как мед, раствориться в другом,
и дни почитанья души своей храма.
***
Двенадцать строк – когда всклокочена душа
или взыграло ретивое, взвившись словом.
Пусть откровением оно не станет новым,
но пару строк перечитаешь, не дыша…
***
Пуст головою, как дитя,
мир в каждом новом из колен,
о правде и любви твердя,
сердцами чист и не растлен.
И тем щадяще-неполна
земная повесть прежних дней.
"Страшнее были времена,
но не было <скулим> подлей."
***
Даже водка "Граф Яблонский",
каждый третий нынче – знать!
На идейных перекрестках (если не упертый "в доску")
френч на фрак спеши менять.
Только к фалдам притерпелись,
бац! – объявлен новый тренд.
И легко податлив к вере, армячки бомонд примерил -
наш былинный сэконд-хенд.
***
На что нам Цезарь с Чингиз-ханом, Александр,
Наполеон – все, кто прославились войной?
Интриги, власть… Мир, как свихнувшийся кентавр,
копытом бьет, хоть с человечьей головой…
И с детства в памяти убийца-властелин,
рассказ о крови губкой впитываем мы.
Но знать не знаем – кто придумал инсулин
или наркоз, спас мир от оспы и чумы?
***
Воздвигнув идола по имени Комфорт,
и алтари для божества Политкорректность,
как
пред грубой силой, в грош не ценящий народ,
где жертвой быть – веков закономерность.
***
Смешные были времена, когда стрелялись от позора,
за дорогие имена к барьеру шли без разговора,
и честью, не шутя клялись, давали слово офицера.
Как "ять", давно перевелись те благородные манеры.
И только плодовитый хам не переводится вовеки,
всепроникающий, как спам, как сон дурной о человеке.
***
Чем характерна эпоха диктата
или застоя, что сутью – одно?
Тем, что толстуха поет Травиату,
Ленскому – семьдесят, в бабках давно
Анна Каренина, Чацкий под стать ей,
в роль "инженю" взгромоздилась мадам…
Так, с недвижимой ЦКовскою знатью,
всё в соответствии и по годам,
главное – сутью окаменелой,
обызвествленьем телес и мозгов.
И засекреченность Полишинеля
с грифом "навечно", как ржавый засов.
***
Нас отучают от брезгливости,
нас избавляют от приличия,
и отлучают от содружества -
мы, как начинкою пирог,
густой прослоены тоскливостью, в
глубь нашпигованы опричниной,
потом прощупают на мужество.
То, что сейчас – еще пролог…
***
В те годы – до мобильных телефонов -
когда в любви возможен был обман,
наивность мы хранили непреклонно
и миф про полу-полный свой стакан.
***
Самодовольно – туп и лжив ведущий барствует с экрана,
неутомимо он кружит над тайною чужих карманов,
над ранами чужих потерь, над сладкой падалью пороков
и оскорбляет ненароком, толкаясь в душу, словно в дверь…
***
Найти б Эвклида в современной беспредельности,
чтобы открыл закон – с запасом на года,
как с государством жить в строжайшей параллельности
и не пересекаться никогда.
***
Время кодов, железных дверей,
первородной ухватистой яви.
И надолго хватило идей,
снов о братско-общинной державе?
Спор с эпохой взведенных курков
долго ль выдержит ум человечий?
От возгонки в зло простаков
весь народ без разбора увечен.
***
Царь жалует, да гонит псарь
и нос дерет пред "черным людом" -
что в незапамятную старь,
что цифровые лизоблюды.
***
А кто-то из античных греков немало расточил тирад,