В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина
Шрифт:
Кружась в вальсе, он заметил скромную красивую женщину, стоящую в сторонке и с умиленной улыбкой смотрящую на танцующих.
— Как я понимаю, Елизавета Степанна, здесь нет ни одного человека, которого вы бы не знали?
— Конечно, Василий Кузьмич. Все прошли через мое сито.
— Харитон на вас молиться должен. Он, наивный, думает, будто я не знаю, кто картотеку создавал. Вы же по профессии историк-архивист, подошли к делу профессионально. А Челданов начинал свою карьеру в Первой конной совсем еще мальчишкой. На образование времени не нашлось, для него перо в руках тяжелее шашки. Спасибо
Возражать не имело смысла, Белограю врать нельзя. Он человека насквозь видел. Лиза промолчала, вот только улыбка ее немного потускнела. Генерал решил сменить тему. Он дал понять местной королеве красоты, что ценит ее и уважает. Услышать от такого человека высокую оценку имели честь немногие.
— Кто эта женщина в сером платьице, притаившаяся в уголочке?
Лиза посмотрела в ту сторону, куда кивнул генерал, и увидела красивую женщину лет тридцати. В первые секунды у Лизы вспыхнуло чувство ревности, но она тут же успокоилась. Белограй обратил внимание на женщину — уже событие из ряда вон выходящее. Но предмет внимания генерала отбывала срок на Колыме, а значит, не соперница.
— Врач из больницы Бохнача. С 43-го у нас. Фронтовой хирург. Илья Семенович от нее в восторге. Червонец ей влепили, плюс пять лет «намордника». Сама из Ленинграда, на фронт ушла добровольцем, участвовала в Сталинградской битве, награждена двумя боевыми орденами и медалью. Капитан медицинской службы. Ныне зека И-3217. Я ее заприметила на перегоне в Бутугычаг, их гнали в женскую каторжную зону на Вакханку, что за перевалом. Неудачный жребий ей достался. В пути у одной бабы выкидыш случился, она ее спасла. Жизнь сохранила, тем и привлекла к себе внимание. Выяснилось, что у нее высшее медицинское образование. Я ее сняла с этапа и переправила в городскую больницу. Тогда еще центральная даже не строилась. Выносливая девочка. Вояки все выносливые.
— Как зовут?
— Варвара Трофимовна Горская.
— На чем засыпалась? Донос?
— Самодонос, Василь Кузьмич. Письмецо домой отписала. Оно попало особистам, а те свое дело туго знают. В письме ничего особенного, оно к делу подшито. А вот с обратным адресом напортачила. Буковку одну в спешке пропустила. Обратный адрес начинался так: «город Сталингад». Кто же ей такое простит? Хорошо еще сразу к стенке не поставили: раненых слишком много было. Как только группировку фельдмаршала Паулюса взяли в кольцо, Горскую отдали под трибунал. До Москвы гнали вместе с немцами, а потом — в телятник и во Владивосток.
— Давно я не был в центральной больнице. Спецотделение там еще существует?
— С камерами-одиночками?
— Правильно поняли.
— Десять одиночек с решетками и стальными дверьми. Половину третьего этажа занимают. Бохнач просит разломать перегородки и сделать одну общую палату на весь этаж, места ему не хватает. Он прав, на этой площади можно сорок коек поставить. Тем более что больница обнесена частоколом и колючкой.
— Повременим пока. Я сам навещу больницу. Распорядитесь освободить все одиночки и к моему приезду дезинфицируйте этаж.
— Будет исполнено, Василь Кузьмич.
Танец кончился. Белограй прошел в соседний зал, где были накрыты столы, и выпил водки. Не один, конечно. Каждый лез
Оркестр играл фокстрот, Варя Горская стояла на том же месте и от неожиданности вздрогнула, когда к ней подошел здоровенный дядя в бостоновом костюме. Белограя она видела впервые и кто ее пригласил на танец, понятия не имела. Мужчина солидный, с военной выправкой, широкоплечий и немного смущенный: ему проще бойцовые турниры с косолапым Добрыней устраивать, чем женщину на танец пригласить.
Он положил ей руку на хрупкую талию и вывел в центр зала. Варя тоже смущалась. Она уже не помнила, когда танцевала в последний раз. Неуклюжий громила танцевал очень легко, и она перестала беспокоиться за свои ноги. Похоже, их не отдавят и не испортят чужие туфли, взятые напрокат. Спасибо Лизе Мазарук, она привела женщин из числа осужденных на свой личный склад, где от обилия платьев, обуви и чулок глаза разбегались. Женщинам разрешили одеться на свой вкус и по своему размеру. Елизавета Вторая и не собиралась отбирать у них наряды, но только они об этом ничего не знали. И к чему им высокие каблуки да чулочки на пятидесятиградусном морозе?
— У вас есть какие-нибудь жалобы, Варвара Трофимовна? Могу посодействовать.
То, что ее назвали по имени, не удивило. На шутку смахивало.
— О каких жалобах может идти речь, если раны больным бензином протирают.
— И это в центральной больнице?
— А чем она лучше других? Названием и количеством больных. Это в больницах Москвы полы паркетные, а врачи анкетные. О медикаментах и лекарствах мы не мечтаем, а вот целебные травы в Якутии произрастают повсеместно. Тайга — лекарственный кладезь. Нам бы партию травки полезной собрать, мы тысячи людей на ноги поставим.
— Самолета хватит?
— Воза хватило бы на безрыбье. Кстати о рыбе. Трески в Охотском море хватает, а рыбьим жиром дистрофиков на ноги поднять можно. Тоже не проблема. Все вольные рыбным промыслом заняты. С «материка» мы помощи давно не ждем, почему же не использовать собственные ресурсы? Самолеты свои есть, якуты — охотники отменные, травы знают. Шаманов своих природной аптекой обеспечивают и нас мешками завалить могут. У чукчей олений кумыс есть, он туберкулез лечит. Они-то из него самогонку гонят и брагу настаивают. Уж лучше на дело его пускать, чем на пьянство.
— А вы хваткая женщина, Варвара Трофимовна.
— Можно Варя. Как легко вы танцуете! Боюсь вам на ногу наступить.
— Не бойтесь. Пушинка и вмятины не оставит. А для себя лично вам ничего не надо?
— Для этого надо быть личностью, а я казенный номер. Так уж случилось. Не сердитесь, я на судьбу не жалуюсь. Чему быть, того не миновать.
— Хотите на свободу?
— И не мечтаю. Мне удвоили срок. Во время операции умер шофер Гридасовой. Метастазы весь организм сожрали, спасти его было невозможно, но она настояла на операции. Ее предупреждали. Последовал приказ — виноватыми оказались мы.