В чужой стране
Шрифт:
— Правильно! — согласился Маринов. — За Трефиловым ребята пойдут в огонь и в воду.
— Ты ему, конечно, поможешь, Григорий Федорович. Будешь при нем вроде начальника пропаганды… — попробовал пошутить Шукшин. — Но где же все-таки Виталий?
В полдень Шукшин, не выдержав, послал Новоженова в Нерутру к Жефу. Новоженов вернулся к вечеру, но Жефа он не нашел.
— Один крестьянин сказал мне, что на рассвете около леса была стрельба. Говорит, немцы увезли на машине убитого. Я видел на дороге следы крови.
Это
На рассвете Новоженов с двумя разведчиками отправился в сторону Мазайка. Но они не прошли и полкилометра, как увидели на лесной тропе Трефилова, Чалова и Жефа. Трефилов шел, держась за Чалова, сильно хромая. Пальто его было порвано, на лбу запеклась кровь.
Новоженов, ни о чем не спрашивая, вернулся с друзьями в командирскую землянку.
— Пришли?! — обрадованно воскликнул Шукшин, увидев в дверях Трефилова. — Ого, как разукрасился!
— Разукрасишься… — поморщился Трефилов, усаживаясь на пол. — Патруль на патруле…
Оказывается, на полпути к Нерутре их остановили мотоциклисты, потребовали паспорта. Немцев было двое — солдат и унтер-офицер. Партизаны, делая вид, что достают паспорта, выхватили пистолеты и открыли огонь. Но едва они успели завладеть оружием и полевой сумкой унтер-офицера, послышался гул автомобиля: мчался наряд полевой жандармерии. Трефилов и Чалов кинулись к лесу. Вдогонку им раздались частые выстрелы.
В темноте они потеряли друг друга. Трефилов, пробродил в лесу до рассвета, решил идти к Нерутре, надеясь встретиться там с Чаловым. Но только он приблизился к деревне — из засады выскочили гитлеровцы. Трефилов выстрелил в упор в жандарма, кинувшегося на него, сбил с ног второго и бросился к лесу. Засвистели пули. Однако Трефилов быстро скрылся, благо стоял плотный туман и до леса было недалеко.
Жеф находился в деревне и слышал выстрелы. Как только совсем рассвело и на дорогах началось движение, он отправился в лес искать русских друзей. В полдень он набрел на Трефилова, а потом, уже вдвоем, они разыскали Чалова.
Пока Трефилов и Чалов рассказывали, Новоженов вскипятил чаю, напластал гору холодной телятины, положил на стол буханку хлеба.
— Давай, бродяги, наворачивай!..
«Бродяги» с жадностью набросились на еду. Телятина показалась необыкновенно вкусной.
Трефилов устроился на нарах, закурил, достал из кармана документы, взятые у унтер-офицера, и стал внимательно их рассматривать. Протягивая Жефу удостоверение личности, сказал:
— Смотри, можно сделать неплохой документ. Надо только заменить фотографию. Печать подделать нетрудно.
— О, у нас есть мастера! — Жеф хитровато подмигнул. — Любой документ сделают!
— А паспорта для наших
— Паспорта? — Жеф подумал. — В Мазайке есть один наш парень, работает в полиции. Я поговорю!
— От бельгийских паспортов нам мало пользы, Трефилов, — проговорил Маринов, рассматривая удостоверение. — Тебе, конечно, можно иметь паспорт, ты хорошо владеешь языком.
— Я-то могу обойтись и без паспорта. А ребятам, особенно связным, паспорта нужны. Кто получше знает фламандский язык, сойдет за бельгийского шахтера. А остальных сделаем поляками. Среди шахтеров немало поляков…
— Хорошая мысль, Виталий! — поддержал Шукшин. — Хотя бы десяток паспортов раздобыть!
— Надо раздобыть обязательно. Здесь, в лесу, можно только отсиживаться. Мы должны быть в городах, селах, быть всюду… Сейчас уже трудно пробираться по дорогам, а что будет, когда развернемся по-настоящему? Нет, надо искать выход! — Трефилов снова закурил. Темные глаза его возбужденно поблескивали.
— Паспорта — не единственная возможность. Мы можем работать под немцев. Чем больше дерзости — тем вернее удача! В мундире гестаповца я проберусь хоть к самому Гиммлеру… Ничего не попишешь, — Трефилов усмехнулся, — придется играть эту роль…
— Действуй, комиссар! — решительно проговорил Шукшин. Идея Трефилова ему понравилась. Он был уверен, что Виталий отлично справится с этой ролью. — Вот только задача — раздобыть мундиры.
— Получим у немцев. Пишите доверенность! — шутливо бросил Чалов.
— Печати нет, Михаил, вот беда! — Шукшин развел руками.
Шукшин и Маринов пробыли во взводах Марченко и Базунова два дня. Вернувшись, они застали в своей землянке Триса. Он сидел на нарах рядом с Трефиловым и чистил пистолет.
— Ну что? Что с Жульяном? — торопливо проговорил Шукшин.
Трис, не поднимая головы, продолжал протирать пистолет. Шукшин снял с головы шляпу. Опустившись на нары, спросил упавшим голосом:
— Когда?
— Вчера. Тех четырех тоже убили. Их пытали каленым железом… Мы думали освободить Жульяна, когда его поведут в тюрьму. Но они убили его в гестапо… Фотографию повесили у входа в костел. Жульяна нельзя узнать, так они изувечили…
Трис умолк. Партизаны сидели неподвижно, подавленные горем. После долгого молчания Трефилов проговорил:
— Надо найти и уничтожить предателя, выдавшего Жульяна. «Черные» должны знать, что каждого, кто выдаст партизана, ждет смерть. Судить партизанским судом и карать! Беспощадно! — Трефилов говорил негромко, но в голосе его звенела сталь. — Трис, у вас в полиции есть свои люди. Через них можно нащупать.
— Мы одного подозреваем. У него богатая усадьба около Мазайка… Наши люди видели, как этот гад вечером выходил из гестапо, а ночью Жульяна взяли. Мы подозреваем, что он и других наших товарищей предал.